Постмарксизм не сводится к текстуальным реинтерпретациям; он равно может принимать формы вторжения в область эмпирики или социального комментария. Две из наиболее экстраординарных работ, которые возникли из марксистского бэкграунда, представляют собой полевой социологический анализ мирового общества Мануэля Кастельса, о котором говорилось выше, и поразительно амбициозную историческую «медиологию» Режиса Дебре. Последняя начинается с критики марксистского концепта идеологии и сцепки с альтюссерианской дискуссией об «идеологических аппаратах государства», которая открывается
Несмотря на все политические поражения, творческая энергия марксизма не иссякла. Последнее десятилетие333
засвидетельствовало появление по меньшей мере двух весьма оригинальных, бескомпромиссных дискурсов, которые открыто отталкиваются и основываются на наследии марксизма. Мы уже отмечали непочтительную философскую политику Славоя Жижека, который не только радикально обновил культурный критицизм марксизма, но отчаянно защищает иконоборческий марксизм против «конформистских либеральных негодяев».Вторая важная манифестация неомарксизма, «Империя» и «Множество» Хардта и Негри, претендует на то, что она обнаружила революционный выход из тупика XXI века: «Вот та революция, которую не сможет остановить никакая власть, поскольку биовласть и коммунизм, кооперация и революция объединяются – в любви, простоте и невинности. Это и есть безудержная радость быть коммунистом»336
.Или, опять же:
Заканчивается долгий период насилия и вспышек противостояния, глобальной гражданской войны, загнивания имперской биовласти и напряженного, без конца и края труда биополитических множеств. Теперь накопление в чрезмерных количествах жалоб и реформистских предложений должно в какой-то момент, под сильным влиянием некоего события, некоего радикального призыва к восстанию, привести к переходу в новое качество… Придёт время, и какое‐то событие пошлёт нас, как стрелу, в это живое будущее337
.