От мечты к открытию

В августе 1980 г. группа советских историков науки принимала участие в работе международного симпозиум; в Канаде. После завершения работы симпозиума мы посетили Международный институт стресса и встретились с его директором -- всемирно известным физиологом Гансом Селье. Цель нашего визита объяснялась, во первых, тем, что многие его работы -- "Очерки об адаптационном синдроме" (М., 1960), "На уровне целого организма" (М., 1972), "Стресс без дистресса" (М., 1979) и др. -- вышли в русском переводе. Благодаря его трудам понятие о стрессе вошло в XX в. не только в язык науки, но и любого грамотного человека. Я неоднократно писал об этих трудах, и соблазн увидеть живого классика, побеседовать с ним о его открытиях был, естественно, велик. Кроме того, я изучал творчество физиолога, которого (я знал это по литературе) Селье считал своим учителем, а именно ближайшего друга Ивана Петровича Павлова американца Уолтера Кеннона, и нами написана биография Кеннона -- создателя учений о механизме эмоций, о механизме постоянства внутренней среды организм (гомеостазе) и др. И хотя книга, которую я хотел бы преподнести Селье, написана и издана на русском язьке, но ведь на другом языке биографии Кеннона не существует вообще. Поэтому мне представлялось, что Селье, который читает по-русски, будет рад познакомиться с людьми написавшими книгу о человеке, который всегда служил для него предметом обожания. И наконец, мой коллега В. П. Карцев был заинтересован взять интервью для журнала "Вопросы истории естествознания и техники". Наша 3-часовая беседа, опубликованная в виде интервью на страницах этого журнала (1981, No 2), и составила основу настоящей публикации.

Мы начали с разговора о И. П. Павлове и его влиянии на творчество Г. Селье (дважды приезжая в нашу страну в 30-х гг., Г. Селье, тогда еще начинающий физиолог, встречался с Павловым). Павлов, как известно, стоял на позициях нервизма, то есть теоретического подхода, согласно которому решающую роль в работе организма играет нервная система, и в особенности высший нервный центр -- большие полушария головного мозга. Исследования же Селье принесли ему успех благодаря открытиям, связанным с гуморальной системой, влиянием гормонов на жизнедеятельность, различным биохимическим процессам в крови, лимфе, тканях. Однако, по признанию профессора Селье, он заимствовал у Павлова очень многое. То, что Павлов трактовал с точки зрения нервной системы, он перевел на язык и термины гуморальной системы. Величие Павлова -- в восприятии организма как целого, в объяснении того, каким образом это целое непрерывно адаптируется к окружающей среде. Именно эту идею целостности и адаптации он -- Селье -- почерпнул у Павлова, и именно она стала рычагом всей его экспериментальной работы и самой теории стресса. Ведь стресс неразрывно связан с тем, что Г. Селье назвал общим адаптационным синдромом, то есть совокупностью реакций организма, и прежде всего эндокринной системы, с целью мобилизации его защитных сил и приспособления к трудным ситуациям. Но, кроме признания научных заслуг нашего великого соотечественника, весь физиологический мир, по словам нашего собеседника, видит в нем образец личности, для которой не существовало ничего, кроме страстного и бескорыстного служения научной истине, имевшего высокий нравственный смысл. Он считал науку именно тем орудием, которое способно спасти человечество от бедствий, болезней и нищеты. Быть может, этот нравственный мотив способен сегодня поддерживать ученого в его изнурительном труде больше, чем любые другие побуждения. Во всяком случае, в наше время особенно важно культивировать в деятельности ученых нравственное начало. И хотя мы не физики, открытия которых изменили судьбу человеческой цивилизации, а биологи -- представители науки о жизни, но и от нас зависит решение человеческих проблем, ибо при определенных условиях и наша деятельность может быть направлена на истребление жизни. Еще в 1934 г. И. П. Павлов писал Н. Бору: "Сейчас наука является противоречивой, работая одновременно и для счастья человечества, и для его гибели. Будет ли этот вопиющий контраст когда-либо разрешен? Уничтожит ли когда-нибудь наука этот позор для человеческой мысли?" И эти слова были написаны в период, когда, разумеется, ни Павлов, ни его адресат -- знаменитый датский физик -- еще не знали о том, что физика стоит на пороге создания смертоносного атомного оружия.