— что Вы говорите! — воскликнула Анна Карловна, — Ориентал — прекрасное имя! Изысканное… а я своего назвала Валидолом…
ВОРОНА
Как-то в зените летнего дня, когда редкая птица куда-то летит, а предпочитает тихую тень, полную шевелящегося мошкариного люда, зашла я проведать милейшую Анну Карловну на предмет вопроса выращивания настурций. Анна Карловна дремала в кресле-качалке, прикрыв голову кружевной салфеточкой. От стука в калитку она проснулась, широко распахнула глаза и радостно сказала
— ах-ах! Дарья Олеговна! Голубушка!!!
— простите, что помешала Вам, — я робко переминалась с ноги на ногу
— да полноте, дружочек! Я никогда не сплю! особенно в полдень! Я мечтала! Я унеслась мыслями… чудесно, что Вы пришли, мы будем пить лимонад!
— Пётр Арнольдович, — голос Анны Карловны зазвенел, — а идите с нами — лимонад пить?!
Ничто не дрогнуло в глубинах дома, и Анна Карловна унеслась и принеслась с жостовским подносом, на котором стояли стаканы и банка с мутной жидкостью. Это был лимонад.
Мы выпили.
— Дарья Олеговна! Вы всё знаете!!! — Анна Карловна склонила головку набок
— Вы спрашиваете, или отвечаете?
— ха-ха! Я хотела спросить — про птичку! Что это за птичка такая! Она все прыгает и прыгает! Но к ней нужно как-то обращаться…
— как выглядит птица? — строго спросила я, понимая, что за Определителем Дроздова мне переть домой
— ой! такая… знаете… кругленькая головка, и клювик… два крылышка. Сама такая овальная, хвостик и две ножки… Кто это??? И прыгает так — прыг-скок!!!
— Ворона, — послышался из глубин голос Петра Арнольдовича.
НА ХОД СТОПЫ
В отличие от дачника Стасика, ищущего сомнительных тактильных радостей в объятиях бывших доярок, муж мой предпочитает коротать время в беседах интеллектуальных, под чай с вареньем и шоколад с начинкой. Такой есть только и исключительно у Анны Карловны… Как-то вечером, взяв для отвода любопытных глаз трехлитровую банку с пластиковой крышечкой, муж отправился в сторону коровы и Петровны, но свернул к Анне Карловне. Сия достойная дама вечеряла под поветкой, при свете керосиновой лампы, отгоняя комарих веточкой чубушника. Цветы сыпались на кружевную скатерть, впрочем, и комарихи — тоже, ибо фумитокс был включен на 4 пластинки разом
— ах! ах! — воскликнула Анна Карловна и уронила на скошенную траву пикейное одеялко, — Александр Викторович! Какое счастье! Какой внезапный, дерзкий визит!
— да уж, — смутился муж, — я так шёл… мимо… проверить, вдруг что?
— ах! ах! — Анна Карловна пошарила рукой под столом и извлекла бутылочку Шардоне, — мы тут… с Петром Серафимовичем, знаете ли… так, ах-ах-ах… слегка помочили ножки!
— буквально? — муж изумился, — я предпочитаю так… запросто… в бочке с дождевой…
— голубчик Вы мой! Чистая, простая душа! — Анна Карловна уже несла бокалы темного стекла с золотой каймой и жестянку с печеньем, — это фигурально! На ход стопы! Ах!
— А! — сказал с уважением муж и они выпили.
Поздним вечером, когда Петровна, не дождавшаяся моего мужа Сашу, унесла на холод молоко, муж, рассматривая на свет пустую бутылку, сказал
— вот! теперь и комару не хватит ноги помыть…
— нет! — Анна Карловна легонько качнулась к дому, — теперь комар носа НЕ ЗАМОЧИТ!
ЖАР-ПТИЦА
Бреду проведать Анну Карловну. В ее палисаднике цветет каприфоль, дурманит ароматом, рождая иллюзии и грёзы. В открытое окно влетают комары, а из окна доносятся звуки беседы
— я, знаете ли, милочка моя, — Петр Серафимович гудит шмелем и звякает крышечкой чайника, — как, представьте себе, Тургенев…
— а-а-а! конфликт! «Отцы и дети!» — слышно, как Анна Карловна ставит на стол чашки, — нигилизм! Вот, в чем проблема…
— нет… — Петр Серафимович стучит ножом по хлебной доске, — всю жизнь… у чужого гнезда…
— а! Как Полина Виардо? — понимает Анна Карловна
— не «как», а «у»!
Я вхожу тихо и босиком. На цветном полосатом половичке грустно спит черно-белая кошка. Пряно пахнет вениками у печки, и сладко — пенкой от клубничного варенья.
— Анна Карловна! — завожу я торжественную речь, — у меня что-то…
— ни слова о здоровье! ни полслова! — Анна Карловна сидит в тюрбане, делающем ее похожей на Маленького Мука, — почему все считают своим долгом говорить со мной о здоровье? Какая пакость! Утром — портулак, в обед — сельдерей, вместо ужина — в озеро…
— а я вот так и прилепился к чужому гнезду, — заводит свое Петр Серафимович
— да что Вы пристали со своим гнездом? Жениться надо было не на курице общипанной, а на Жар-Птице!
— у нас к ужину курочка? — просыпается на диванчике Елизавета Арнольдовна
— да! — рявкает Анна Карловна так сильно, что включается телевизор, — курица! жареная! А вам — каша! Манная!
Я облизываю ложечку с пенками и тихо ухожу — минуя калитку. Через забор.
ПРОСТАЯ БАБА