Читаем От мира сего полностью

— Эффектная женщина, — тоном знатока определила Вика и обратилась к Юре: — Вы не находите?

Юра мельком глянул на нее, быстро отвернулся:

— Ничего особенного.

— Да что вы? — воскликнула Вика. — Вы это серьезно?

— Вполне серьезно.

Вика шепнула Алевтине:

— Тогда ты самая счастливая, он ведь никого, кроме тебя, не видит.

— А мне что? — Алевтина пожала плечами. — Мне не все равно?

Глаза ее смотрели на Вику открыто, немного удивленно.

Вика поняла: Алевтина не притворяется на самом деле, Юра ей и вправду не по нраву.

«Он не из тех, кто нравится женщинам, — решила Вика. — Хотя ему самому женщины еще как нравятся!»

Загорелая брюнетка в белом платье несколько раз хлопнула в ладоши.

— Внимание, товарищи, начинаем наш рассказ!

Она откашлялась и начала громким, хорошо поставленным голосом:

Начинаем наш рассказ,


Чтоб порадовать всех вас!


Чтобы вам сказать одно,


Гляньте вы скорей в окно…



Она передохнула. Зоя Ярославна переглянулась с Юрой.

— Это еще что такое?

— Послушаем дальше: что она еще такое выдаст? — эпически спокойно заметил Юра.

А дальше она продолжала:

Ведь природа так щедра,


Так обильна и добра,


Травы так растут богато,


А кустарники вокруг


И крепки, и тороваты,


Ты гляди, гляди, мой друг!



— Ну, знаете, — сказала Зоя Ярославна, обернувшись к Юре. — Вы все как хотите, а я с палубы ушла, пойду посижу внизу, в салоне…

— У меня терпение тоже кончилось, — сказал Юра.

Алевтина дотронулась до его руки.

— Погоди, ну чего ты, в самом деле?

Юра мгновенно размяк, заулыбался, украдкой, чтобы никто не видел, схватил ее маленькую ладонь, прижался к ней губами.

— А мне ее жалко, — сказала Алевтина, невольно отдернув руку. — Наверно, это ее собственные стихи?

— Чьи же еще? — спросила Зоя Ярославна.

— Давайте послушаем: что она еще такого насочинит? — сказала Вика.

— Вы слушайте, а я пойду, — сказала Зоя Ярославна, направляясь в нижний салон.

— Я с вами, — в один голос произнесли Клавдия Петровна и Самсонов.

Спустя примерно часа два они снова встретились на палубе.

— Долго она еще вас мучила? — спросила Зоя Ярославна.

— Долго, — признался Юра. — Ох как долго.

— А я уже все узнала, — сказала дотошная Вика, всегда все умевшая распознать раньше других. — Это экскурсовод, она тут ездит с экскурсиями на этом самом теплоходе, случается, и на других теплоходах, она показывает всякие достопримечательности; иногда ходит вместе с туристами осматривать монастыри, остатки крепостей или, наоборот, показывает новые ГЭС, заводы, санатории, которых здесь раньше не было.

— Все понятно. При чем здесь все-таки стихи, да еще такие ужасные? — спросила Зоя Ярославна.

Вика засмеялась.

— И про это скажу: оказывается, она пишет стихи. Да, так мне именно и сказали, пишет стихи, которые нигде не печатают и не могут печатать.

— Естественно, — сказала Клавдия Петровна. — Такие стихи просто, по-моему, вредно слушать, можно отравиться на всю жизнь и уже никогда не признавать никакой поэзии.

— Согласен с вами, — вставил молчавший до этого все время доктор Самсонов. — Я тоже удивлялся раньше: как это можно такие вот стихи публично читать?

— Как можно писать, спросите, — заметила Вика. — Оказывается, она, эта самая экскурсоводка, заставляет таким вот образом слушать свои стихи. Не мытьем, так катаньем, пусть не печатают, все равно заставляет слушать то, что она сочинила…

— Хитра, однако, — сказал Юра.

— Признаться, мне она даже внешне разонравилась, — сказала Вика. — Сперва она как-то показалась яркой, интересной, а теперь и глядеть на нее неохота.

— Одним словом, разложили бедную поэтессу на все корки, — заключила Алевтина. — А мне все равно ее жаль, она сочиняет, старается, можно сказать, читает во весь голос, а мы все только морщимся и ругаем ее.

— Так ей и надо, не навязывайся, — жестко сказала Вика. — И хватит о ней, идет?

— Идет, — вздохнула Алевтина.

Когда собираются люди, вместе работающие, то как бы ни старались не говорить о работе, все равно, так или иначе неизбежно возвращаются к проблемам, которые равно интересуют всех.

А проблемы, равно интересующие всех — это большей частью проблемы, связанные с общей работой.

Так было и на этот раз. Кто-то, кажется Клавдия Петровна, вспомнил главного врача, который недавно овдовел, прожив с женой в мире и ладу более тридцати лет. Главный врач, человек сдержанный, по всему, надо думать, мужественный, не любящий открыто жаловаться всем и каждому, внешне казался совершенно спокойным.

— Можете себе представить, — рассказывала Клавдия Петровна. — На другой день после похорон захожу к нему в кабинет, он как ни в чем не бывало, привет, говорит, Клавочка, давненько не заходили ко мне, почему так? Я просто слов лишилась, думала, сейчас выражу ему мое самое глубокое соболезнование, а он словно бы испугался. Понял и испугался, стал что-то быстро-быстро говорить, дескать, почему я не захожу, и какая погода хорошая, и скоро ли морозы ударят, и всякое такое прочее.

— А вы верно сказали, испугался, — заметил Самсонов. — Он именно испугался, что вы начнете соболезновать ему, всякие там жалостные слова, сочувствие и так далее, а он, видать, всего этого на дух не переносит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза