От мира сего

— Куда? — спросила Зоя Ярославна и взяла в обе свои теплые сильные ладони руку няни Киры.

— В Алексин… — прошелестела няня Кира. — Пора ехать…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

— Кто не с нами, тот многое проиграет, — объявила во всеуслышанье Вика.

— С вами все как есть, — сказала Клавдия Петровна.

— Кроме меня, я не поеду, — вставила Соня, — Миша заболел.

— Что с ним? — спросила Вика. — Надеюсь, ничего серьезного?

— Радикулит, — ответила Соня. — У него бывает такой вот приступ раза четыре в год, и всегда не вовремя.

— А какая болезнь вовремя? — резонно спросила Клавдия Петровна.

Это было намечено еще месяц тому назад: отправиться всем отделением в предпоследнее воскресенье октября покататься на прогулочном теплоходе, провести вместе целый день.

Однако, как оно часто бывает, отказались многие — кто заболел, кому было недосуг, у кого нашлись неотложные дела, и таким образом рано утром на Химкинском вокзале в то тихое, солнечное утро октября собралось всего пятеро: Зоя Ярославна, доктор Самсонов, Вика, Алевтина и Клавдия Петровна.

— Вы — наш единственный мужчина, — сказала Клавдия Петровна Самсонову. — Будьте общим рыцарем.

— Рыцарь из него, прямо скажем, никудышный, — шепнула Вика Алевтине. — Но что же делать? На безрыбье…

Доктор Самсонов, несмотря на молодость, ему едва исполнилось тридцать, был обременен большой семьей: жена, маленький ребенок, тетка и слепая мать.

Может быть, потому он казался всегда озабоченным, несколько угрюмым, не очень общительным, как выражалась Вика, абсолютно некоммуникабельным.

Но на этот раз Федор Кузьмич словно бы превзошел самого себя: был весел, даже остроумен, необычайно разговорчив.

— Просто радуется, что хотя бы на день отдохнет от своей халястры, — тихо сказала Вика Зое Ярославне.

— А вот я, как мне думается, никогда бы не устала от большой семьи, — возразила Зоя Ярославна. — У меня маленькая семья, и я в детстве тоже жила не в очень многочисленной, представьте, я завидовала белой завистью подругам, у которых большие семьи, большая семья — это всегда весело, это интересно, это чувство какой-то защищенности, потому что сознаешь, что не только ты за всех, но и все за тебя…

Вика тряхнула своей золотистой, тщательно промытой хорошим шампунем гривой.

— Мне семья не нужна ни на вот столечко, я — прирожденная холостячка.

— А вот и неправда, — опровергла ее слова Клавдия Петровна. — Это ты на себя напраслину напускаешь, на самом-то деле ты самая настоящая баба, и семьи тебе очень даже хочется, и от детишек, знаю, никогда не отказалась бы…

— Вот и нет! — возразила Вика. — Все не так, все совершенно не так. Вы обрисовали себе схему и хотите меня втолкнуть в эту схему, а в жизни все куда сложнее…

— Ладно, будет вам, — сказала Зоя Ярославна. — Не то объявят посадку на теплоход, а мы пропустим…

Кто-то подбежал, разом остановился возле них. Юра Гусаров, теперь уже без малого полгода работающий в больнице.

Отдуваясь, вытер лоб и шею платком.

— Едва успел, я же за городом живу, меня ремонт путей подвел.

— Бывает, — меланхолично заметила Вика.

— Хорошо, что хоть сюда не опоздал. Если, конечно, не прогоните.

Говоря так, он смотрел на Алевтину, но вместо нее ответила Вика:

— Не прогоним, не бойтесь.

Юра Гусаров, это было уже известно всем в отделении, «положил глаз» на Алевтину. Но Алевтине он не нравился.

— Я не люблю таких, — сказала она однажды.

— Каких таких? — спросила Вика.

— Даже не знаю, как тебе сказать, ну, в общем, таких, очень много о себе понимающих…

— Ты не права, — определила Вика. — Юра — парень с безусловным будущим, с ним бы ты никогда не пропала.

— Я и так не пропаду, — заметила Алевтина.

И теперь Юра, одетый в спортивный костюм, к слову, очень шедший ему: синяя куртка, узкие, обтягивающие брюки со штрипками, смотрел на Алевтину своими темными, немного скошенными кверху глазами.

— Я знал, что ты поедешь.

— Ну и что с того? — сухо спросила она.

Однако он решил не сдаваться.

— Если бы ты не поехала, и я бы тоже не поехал.

Алевтина пожала плечами.

— А мне что?

Как-то бабушка прочитала Алевтине изумительные стихи Бунина «Одиночество». Там были строки, которые Алевтина запомнила наизусть:

Но для женщины прошлого нет,

Разлюбила, и стал ей чужой.

Она тогда спросила бабушку:

— А для мужчины есть прошлое, если он разлюбит?

— Для мужчины, думаю, тоже нет, — ответила бабушка. — Мы все, когда любим, совсем другими глазами смотрим на свой предмет. Вот когда разлюбим, тогда другое дело, тогда глядим и дивимся: неужели мне мог понравиться этот самый человек? И что только в нем хорошего?..

И еще бабушка сказала:

— Когда мы не любим, бываем жестокими, я это не раз замечала.

— А я нет, — сказала Алевтина.

Бабушка усмехнулась:

— По-моему, ты вообще не можешь и не умеешь быть жестокой, тебе этого просто не дано.

«А сейчас я — жестокая, — подумала Алевтина. — Жестокая к Юре, потому что он мне — ну ни в какую. Но он же не виноват, что я ему нравлюсь, а он мне нет…»

И она против воли ласково улыбнулась Юре, а он мгновенно просиял, даже жалко глядеть на него было…