От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны

«1. В последний день нашего пребывания в Москве Миколайчик встретился с Берутом,[131] который признался, что сталкивается с трудностями… Приближающаяся зима предвещает тяжелые условия за линией фронта, поскольку русская армия продвигается вперед, используя весь транспорт. Он настаивал, однако, на том, что, если Миколайчик будет премьером, он [Берут] должен иметь 75 процентов своих сторонников в кабинете. Миколайчик предложил, чтобы была представлена каждая из пяти польских партий; при этом он должен иметь четыре из пяти лучших постов, на которые он назначил бы людей из числа тех, кто не вызывает неприязни у Сталина.

2. Позже по моей просьбе Сталин принял Миколайчика и в течение полутора часов вел с ним очень дружественную беседу. Сталин обещал помочь ему, а Миколайчик — сформировать и возглавить правительство, абсолютно дружественное по отношению к русским. Он изложил свой план, но Сталин дал ясно понять, что люблинские поляки должны иметь большинство.

3. После обеда в Кремле мы прямо заявили Сталину, что, если правительство не будет состоять на 50 процентов из сторонников Миколайчика плюс он сам, западный мир не будет убежден в том, что сделка была добросовестной, и не поверит, что создано независимое польское правительство. Сталин сперва ответил, что его удовлетворит соотношение 50:50, но быстро поправил себя, назвав худшую цифру…

4. Помимо вышеуказанного, Миколайчик намерен доказать своим лондонским коллегам необходимость согласиться на то, чтобы граница России проходила по “линии Керзона” и исключала Львов. Я надеюсь, что нам, быть может, удастся добиться урегулирования даже в ближайшие две недели. Если это случится, я пошлю Вам телеграмму о том, в какую конкретную форму это вылилось, чтобы вы могли сообщить, хотите ли вы опубликовать это сейчас или повременить.

5. В вопросе о главных военных преступниках Д. Дж.[132] неожиданно занял ультраприличную позицию. Не должно быть казней без суда; в противном случае мир скажет, что мы их боялись судить. Я указал на трудности, связанные с международным правом, но он ответил, что, если не будет суда, они должны быть приговорены не к смертной казни, а лишь к пожизненному тюремному заключению.

6. Кроме того, мы в неофициальном порядке обсуждали вопрос о будущем разделе Германии. Д. Дж. хочет, чтобы Польша, Чехословакия и Венгрия образовали сферу независимых, антинацистких, прорусских государств, из которых первые два могли бы объединиться. В противоположность своей прежней точке зрения, он был бы рад видеть Вену столицей федерации южногерманских государств, включая Австрию, Баварию, Вюртемберг и Баден. Как вам известно, идея превращения Вены в столицу обширной дунайской федерации всегда привлекала меня, хотя я предпочел бы включить сюда Венгрию, против чего Д. Дж. категорически возражает.

7. Что касается Пруссии, то Д. Дж. хотел бы отделить Рур и Саар, “вывести их из строя” и, вероятно, передать под международный контроль, а также создать обособленное государство Кильского канала. Я не возражаю против такого рода мыслей. Однако вы можете быть уверены в том, что мы не приняли никаких окончательных решений и отложили их до встречи нашей тройки.

8. Я пришел в восторг, узнав от Д. Дж., что вы предложили встречу нашей тройки в конце ноября в одном из черноморских портов. Я считаю это великолепной идеей и надеюсь, что вы поставите меня в известность об этом в свое время. Я приеду в любое место, куда пожелаете вы двое.

9. Кроме того, Д. Дж. официально поднял вопрос о конвенции, разработанной в 1936 году в Монтрё, желая изменить ее так, чтобы обеспечить свободный проход русских военных кораблей [через черноморские проливы. — Ред.]. Мы не возражали против этого в принципе. Пересмотр явно необходим, поскольку одним из подписавших эту конвенцию государств является Япония, а Инёню[133] упустил предоставившуюся ему в декабре прошлого года возможность. Мы договорились о том, что русские должны разработать детальные предложения. Он сказал, что они будут умеренными.

10. Что касается признания нынешней французской администрации временным правительством Франции, то я проконсультируюсь с кабинетом по возвращении домой. Соединенное Королевство решительно высказывается за немедленное признание. Де Голль не является более безраздельным хозяином, его удается держать в узде в большей степени, чем когда бы то ни было. Я по-прежнему считаю, что, когда Эйзенхауэр объявит о передаче под управление Франции обширной внутренней зоны страны, больше уже нельзя будет откладывать это ограниченное признание. Несомненно, за де Голлем стоит большинство французского народа, и французскому правительству нужна поддержка в борьбе против потенциальной анархии в обширных районах. Я буду снова телеграфировать вам из Лондона. Сейчас я пролетаю над благословенной памяти Аламейном. Шлю наилучшие пожелания». <…>