В этот же день Вайцзеккер довольно радостно телеграфировал в Москву послу Шуленбургу весьма интересные новые инструкции. Говоря о торговых переговорах, он сообщил послу, что «мы будем действовать здесь в подчеркнуто позитивной манере, поскольку завершение их в возможно кратчайший срок желательно по общим причинам. Что же касается чисто политической стороны наших бесед с русскими», добавил он, «мы рассматриваем период ожидания, о котором говорилось в нашей телеграмме [29 июня], закончившимся. Вы, следовательно, уполномочиваетесь возобновить контакты снова, но без излишней настойчивости».
Контакты фактически возобновились через четыре дня в Берлине, где 26 июля Шнурре по указанию Риббентропа пригласил на обед в фешенебельный берлинский ресторан советского поверенного в делах Астахова и Бабарина, чтобы выяснить их взгляды.
В секретном отчете о встрече Шнурре писал, что «русские оживленно и с интересом говорили о политических и экономических проблемах, представляющих для нас интересы».
Астахов, при полном одобрении Бабарина, заявил, что улучшение советско-германских политических отношений отвечает жизненно важным интересам обеих стран. В Москве, сказал он, никогда полностью не понимали, почему нацистская Германия столь враждебно относится к Советскому Союзу. Немецкий дипломат в свою очередь объяснил, что «германская политика на Востоке сейчас пошла совершенно другим курсом».
«С нашей стороны не может быть вопроса об угрозе Советскому Союзу. Наши цели лежат в совершенно другом направлении… Немецкая политика нацелена против Британии… Я могу вообразить далеко идущее урегулирование взаимных интересов с должным учетом важных русских проблем.
Однако эта возможность будет закрыта, как только Советский Союз вступит в союз с Британией против Германии. Сейчас подходящее время для понимания между Германией и Советским Союзом, но оно не будет более таким после заключения договора с Лондоном.
Что Британия может предложить России? В лучшем случае — участие в европейской войне и враждебность Германии. Что мы можем предложить в противовес этому? Нейтралитет и неучастие в возможном европейском конфликте и, если Москва пожелает, германо-русское понимание взаимных интересов, которое, как и в прошлые времена, будет приносить выгоду обеим странам… На мой взгляд, от Балтийского до Черного моря и на Дальнем Востоке не существует спорных проблем [между Германией и Россией]. Кроме того, несмотря на все разногласия в наших взглядах на жизнь, имеется одна общая черта в идеологии Германии, Италии и Советского Союза: оппозиция к капиталистическим демократиям Запада».
Так поздно вечером 26 июля была предпринята первая серьезная немецкая попытка достичь договоренности с Советской Россией. Новый курс был изложен Шнурре по указанию Риббентропа. Астахов с удовлетворением выслушал его. Он обещал Шнурре, что немедленно сообщит о беседе Молотову.
На Вильгельмштрассе (местонахождение министерства иностранных дел) с нетерпением ожидали, какова будет реакция советской столицы. Через три дня, 29 июля, Вайцзеккер направил в Москву диппочтой секретное послание Шуленбургу.
«Нам было бы важно узнать, какой отклик вызвали в Москве соображения, высказанные Астахову и Бабарину. Если у Вас будет возможность организовать еще одну беседу с Молотовым, прозондируйте его в подобном же духе…»
Двумя днями позже, 31 июля, статс-секретарь послал «срочную» телеграмму Шуленбургу:
«В связи с нашим посланием от 29 июля, прибывающим в Москву диппочтой сегодня:
Сообщите телеграммой дату и время Вашей следующей встречи с Молотовым, как только она будет назначена.
Мы очень надеемся на скорую встречу».