От монстра к монстру (СИ)

Может, когда он впервые за все время их непростых недоотношений по-настоящему, как оголтело влюбленный мальчишка безвозвратно потерялся в ее глазах, лучащихся таким обожанием и непередаваемой любовью, любовью к нему и только к нему?

Или, когда поймал себя на мысли, что глубоко в груди, там, где, казалось давным-давно ссохшееся в маленький черный уголек, покрывшееся плотной сеточкой паутины, спряталось сердце, постепенно разливается жаркое пламя всего лишь от ее застенчивой улыбки?

А, может, этим поворотным моментом стало то утро ранней осени после проведенной бессонной ночи вместе, одной из многих предыдущих, но отчего-то абсолютно другое, наполненное какой-то парящей вокруг мерцающими светлячками неизвестной магией, что сделала его затуманенный ранее взор как никогда ясным, неожиданно взорвала тусклую вселенную буйством новых красок и до селе неизведанных ощущений?

Это было тогда?

Скорее нет, чем да.

Но почему тогда девушка, изначально роль которой быть просто очередной в непрекращающемся потоке тех, кто согревает его постель и скрашивает ничего не значащими разговорами часы, стала самой желанной на свете, настолько необходимой, что без нее невозможно даже нормально вздохнуть?

― Роман, ― ее глаза поддернуты вязкой мутноватой пеленой, но по-прежнему полны любви и нежности, как и мягкое невесомое прикосновение к его покрытой едва заметным румянцем щеке, от которого, будь он менее сдержан, окончательно сорвало бы все ограничители.

― Все хорошо, ― говорит Роман. ― Попробуй расслабиться.

Талия никогда не думала, что значит быть упырем. Она была монстром, и жила, точно зная, что и как ей вредит, что она может сделать, а чем может навредить себе. Но бытие упыря ей было знакомо только по словам Романа, когда он рассказывал или, когда она видела.

От этих мыслей, от пробирающего до костей волнения, от липкого страха Талии стало холоднее. Роман опустился перед ней на корточки, смотря снизу-вверх. Он крепко ухватил ее руку.

– Замерзла?

– Н-ну да… немного, – ответила Талия, желая прижаться к нему всем телом, но даже через одежду чувствуя лед его кожи. ― Прости, но давай поскорее покончим с этим. Не оттягивай, тебе все равно придется это сделать. Мне страшно.

Роман ласково улыбается и садится рядом с ней. Проводит тыльной стороной ладони по ее щеке. Талия замерла, пристально глядя на него.

– Успокойся, расслабься, – повторил Годфри, снимая с себя испачканную рубашку. –Я вижу, что ты боишься. Назад уже ничего нельзя будет вернуть, – эти слова он шептал на ухо, попутно целуя девушку. ― Но лучше так, чем полностью потерять себя.

– Нет… н-нет, Роман, дело не только в этом, – ответила Талия, робко положив руки на его грудь. Роман отстранился, с удивлением глядя на нее. Талия никогда не просила сделать ее упырем. ― Мне снилось это во сне, и я была бы счастлива ощущать себя такой же, как и ты. Но сейчас, когда это вот-вот должно было сбыться, я боялась, что от страха ударюсь в панику. Прошу, сейчас или никогда.

― Посмотри на меня, – он приподнял большим пальцем острый подбородок, чуть нагибаясь к девушке, слушая биение моего сердца, слушая ее тревожное и частое дыхание. – Все будет немного по-другому. Ты готова?

– Да…

– Потерпи немного, и доверься мне.

Роман медлит. Талия чувствует это, видя, как томно взирает на нее. Она вся на нервах, не может сидеть на одном месте от нетерпения.

— Если не расслабишься, то не насладишься, — произносит он уверенно и добавляет: — Раздевайся.

Впервые за все отношения он делает это так. Никакой страсти, никакого разрывания одежды друг на друге. И ещё его приказной тон…Очень странно было делать это перед его настойчивым взглядом. Он изучал каждую линию знакомого тела, совершенно не скрывая возбуждения. Талия откидывает испачканную одежду, демонстрируя поразительное повиновение. В Романе борется две стороны ― та, которой нравится покорность Талии и которая хочет растянуть момент; и та, которая хочет поскорее все закончить и вернуть Талию к более-менее нормальной жизни.

— Ложись и расслабься, — приказывает мужчина.

Талия осторожно ложиться на больничную кровать. Дыхание сбитое и нервозное выдаёт ее. Она смотри на Годфри, который сидит рядом, ожидая от него хоть чего-нибудь. Не в силах расслабиться, она принимает самую удобную позу.

— Я сказал, чтобы ты расслабилась! — произнёс он уже зависая над девушкой. — А ты этого не сделала.

Он прошёлся рукой по ее телу. Нежно прикоснулся к самым чувствительным местам, вызвав бурю мурашек на теле, сжал грудь. Но Талия все ещё была напряжена.

— Моя девочка, — нежно прошептал он, — Не думай. Чувствуй!

Роман ласкал тело Талии, медленно достигая успеха. Он нежно массировал бугорок, шептал что-то невнятное, гладил ее. Напряжение спало, перешло в возбуждение. Талия начала выгибать спину на встречу движениям парня, а внизу живота наконец-то сладко потянуло.