Я уже не вижу их, когда следующий толчок прерывает мои мысли и превращает в сжавшееся от ужаса животное. Страшно было то, что всколыхнулась не земля — ноги как влитые держались на ней, — воздушная волна, мощная и тяжёлая, вздохом невидимого призрака опрокинула меня на землю. Как если бы кто-то сильно качнул большую ванну, в которой вы плаваете. Я упал как скошенный. Одновременно раздался грохот. Мои глаза — глаза сжавшейся до размера песчинки человеческой твари, вмятой в землю, — всего лишь одним вздохом Творца впитывали в себя безумно-феерическую картину всего происходящего: срывающиеся с деревенских домов кровли; растерянно разметавшие свои ветви и гибнущие десятками деревья; обломки, ошмётки неизвестно чего, как взвесь парящие в пространстве, уплотнившемся настолько, что, кажется, нет в нём уже места ничему, кроме дьявольской оргии стихий и смерти.
Вскочив на ноги и сильно согнувшись, я прорываюсь сквозь муть в сторону, где должен быть сарай. Его нет. Вторая волна бросает меня на несколько метров, на груду обломков досок и шифера. Какой-то странный гул вокруг, как будто чуждое вещество пытается проникнуть в тело. Света уже нет, нет ничего, кроме жалкого, бессильного желания сохраниться, избегнуть… Я втискиваюсь в какую-то щель между досками и вижу впереди на уровне земли полоску света, которая становится всё уже, уже, уже…
— Сто-о-о-ой!!! — Мой голос — это не звук, это открывание рта и первородное, инстинктивное желание избежать той неимоверной силы, которая, как мне кажется, вот-вот накроет сзади удушливой и неизбежной волной. Гул вещества становится всё ниже и заполняет меня изнутри. Я задыхаюсь.
— Сто-о-ой!!! — Я не слышу своего голоса, но мне кажется, что полоска колеблется.
— Сюда! Быстрее! Ты нас всех угробишь, чёрт тебя побери!
Я протискиваюсь вперёд, режу руки об осколки шифера и чувствую, как с очередным вздохом земли на спину наваливается тяжесть. Красные круги ужаса застилают глаза, тело трясёт, как в лихорадке. Вдруг полоска света резко расширяется. Я чувствую рывок за ворот куртки — и падаю. Вспоминаю о бутылке водки в кармане и теряю сознание.
Капсула
Передёргивает красным — отойду,
Без печали и без тени
Постою на берегу.
Вопреки посулам неба,
Вопреки,
Я корабль рисую мелом
На песчаном дне реки…
Если вас сбросят с очень высокой скалы, вы будете считать секунды, пока летите, или умрёте от ужаса раньше удара о землю?
Что бы вы ни думали, весь ужас в том, что вы наверняка будете считать!
— Очнись. Да очнись же ты наконец! — Это Игорь. Его голос плохо различим на фоне переполняющих пространство вибрации и гула. Запах гари. — Ну?… Понимаешь меня? Слышишь, что я говорю?! Не двигайся никуда, сиди здесь и держись за ручки — сильно трясёт, а мне ещё с маленькими надо разобраться. Ну?! Очнулся?
— Да. — Гул проникает в тело.
— Что?
— Да! — Гул разрастается внутри до непомерных размеров, на миг захватывает сознание и откатывается.
— Всё, сиди здесь и приходи в себя быстрее — ты мне будешь нужен. Пока не скажу, никуда не двигайся. Всё понял? — Я понимаю только, что Игорь кричит.
— Да. — Гул опять вырастает.
Я открываю глаза — тусклый красноватый свет.
— Ну, как ты? — Игорь уже стоит сбоку и, наклонившись, кричит мне на ухо.
— Где мы?
— Неважно. Ты в состоянии действовать разумно?
— Гул…
— Привыкай — это ненадолго, дня на три. Терпи!
Я чувствую, как расслабляются ремни на груди, тело слегка обмякает. Мысль о том, что мне снится сон, потихоньку начинает доминировать. Я снова закрываю глаза…
— Очнись! Не засыпай! Чёрт бы тебя подрал, ты мне нужен нормальный! Быстрее приходи в себя, я не управлюсь один. Должен быть ещё один взрослый. Должен был быть…
— Я всё… Всё… Нормально.