- Кажется, я как всегда излишне самонадеян, - театрально возвестил, он со вздохом вскидывая ладонь в знак примирения. - Прошу простить меня за причинённое беспокойство, господин Блезир. Вынужден покинуть вас, но увы в гордом одиночестве. Ири, встретимся... после занятий.
Он поклонился и вышел с независимым видом, заставив Ири проклинать спектакль в исполнении мастерского театрала, потому что как только дверь за Грандином закрылась, Ири остался один под прицелом десятка насмешливых и одновременно сочувствующих глаз.
- Молодец, Ири. Не позволяй ему помыкать собой, - шепнул Ильт перебираясь поближе, к явному неудовольствию Алеса.
- Иначе он тебе на шею сядет. Я знаю один способ как .... Он наклонился и что - то зашептал юноше на ухо. Ири мысленно застонал. Сейчас ему хотелось убежать или просто побиться головой о несуществующую стенку.
Сам того не подозревая, Грандин отныне, превратил его жизнь в ад, сделав объектом сплетен и пристального внимания, и, за это Ири почти ненавидел его. Как обладая дьявольской проницательностью, Мистраль не сумел понять, что яркая публичность Ири, не способ жизни, но защита, призванная огородиться от людей, давая им то, что не хватает, для того, что бы однажды они не пожелали взять это сами. Видя поверхность, не залезали в душу, потому что душа Ири прозрачная и вывернутая нараспашку, представляла собой ранимую субстанцию. И сейчас по ней безжалостно топтался Грандин, не понимая, что требуя, должен предоставить взамен. Желая проявления чувств, быть готовым к взаимности отдать их самому, вламываясь на чужую территорию, предоставить свою для исследования. Но Мистраль не понимал. Не желал осознать, что Ири борется не с ним, а самим собой. И всё его упрямство, вражда и борьба, существует с одной единственной целью - не позволить Грандину поработить собственную личность. Но Мистраль не понимал, что такое любовь, превращая отношения, в оду слепого себе эгоцентризма, где Ири по умолчанию подразумевался неким элементом, предназначенным вращаться исключительно вокруг орбиты чужого удобства и комфорта.
Но Ири не желал становиться обломком чужой самости, подстраивать свою индивидуальность, в угоду чужому самодурству, не терпящему возражений. Не желал, быть любимым за "лакированную обложку", а не просто так.
Не понимая, что Мистраль, аналогично боится разбиться о яркость его собственной орбиты, перестав быть собой, но став всего лишь одним из многих, допущенных к телу, но не имеющих абсолютно никакого значения.
Понимали ли они, что сами загоняют себя в угол, испытывая страх, потерять, но не желая признать, уступать и запускать друг друга в собственную жизнь, уцепившись в проявление эгоизма, где себе разрешается всё, но другому не позволено сделать одного неосторожного шага, потому что этот шаг воспринимается бунтом на корабле собственного мирного существования, попыткой ущемить права.
И Ири готов был уступить, готов был любить, позволить себе стать всего лишь тенью...Вот только Мистраля никогда не привлекали тени, а превратиться в чужое подобие, обозначило для Ири потерять себя. Он не мог быть другим, Мистраль не мог быть другим, они могли быть только самими собой. И как это слишком часто бывает между сильными личностями, их конкуренция оказалась неизбежной в своём противоречии, когда желая мира, они неизбежно провоцировали войну, не понимая, что всё что им требуется это принять и признать чужое право Быть.
И как это часто бывает, сильнее всего, люди отрицают то, что свойственно им самим, и в этой своём отрицании собственного махрового эгоцентризма, Мистраль Грандин и Ири Ар оказались удивительно похожи.
Грандин захлопнул дверь и не в состоянии успокоиться, прислонился к стене, не боясь испачкать дорогой камзол, полируя ничего не выражающим взглядом золочёную лепнину напротив, ощущая клокочущий в горле гнев, и собственные непроизвольно сжимающиеся кулаки.
Желание, надрать симпатичную задницу, Ири во всех смыслах, одолело с неистовой силой.
Почему, его маленький глупый любовник так всё любит усложнять? Вместо того что бы воспользовавшись снисходительностью Блезира, провести вместе великолепный день, Ири издеваясь, наперекор, предпочёл остаться заниматься в холодном унылом классе, выставив Мистраля идиотом.
К последнему Грандин, впрочем начинал привыкать, находя это почти забавным, что говорило о том, что несмотря на свою напыщенность, молодой человек не был лишён юмора и самоиронии. Но, вероятнее всего Ири даже в голову не приходит, что Мистраль ощутил себя униженным. Разумеется, виноват во всём окажется как обычно исключительно он, и судя по взгляду, полыхающему синими молниями, вечером состоится очередное противостояние характеров, которое могло бы показаться интересным, если бы не было таким ранящим и бессмысленным.