От НТВ до НТВ. Тайные смыслы телевидения. Моя информационная война

Представьте себе мальчика с огромным количеством комплексов. Мальчика сомнительной (по тем временам) национальной принадлежности, не самого фотогеничного, который ко всему прочему растет в неполной семье, а с определенного периода жизни вообще воспитывается бабушкой. Политические перемены, произошедшие в стране, застали его уже во вполне зрелом возрасте, но он ухитрился не упустить предоставленного судьбой шанса. И, как мне кажется, в этот момент закончилась история жизни гражданина СССР Алексея Венедиктова и начался процесс грандиозного мифотворчества, создание совершенно новой личности, гражданина мира, которого все знают как Веника. Я даже не беру это слово в кавычки, потому что это новое имя Алексея Алексеевича образовано от его фамилии и не имеет никакого отношения к предмету, с помощью которого наводят чистоту в доме.

Что вы знаете об Алексее Венедиктове? И что вы знаете о Венике? Думаю, ответы на эти вопросы будут разными. Потому что в первом случае вы, скорее всего, не знаете ничего, а во втором знаете многое. Хотя на самом деле это вам так кажется, что вы многое знаете о Венике. С момента своего прихода на «Эхо Москвы» Венедиктов стал очень активным и единственным составителем собственной биографии. Если вы некоторое время посвятите сбору и анализу имеющейся в открытом доступе информации о нем, вы не найдете почти ничего, что относилось бы к «доэховскому» периоду его жизни. Как такое могло произойти? Почему биография одного из самых известных медиаменеджеров страны представляет собой огромное белое пятно на протяжении первых тридцати пяти лет и наполняется событиями лишь после 1990 года? У меня есть только одно объяснение, и оно заключается вовсе не в том, что жизнь Венедиктова до «Эха» была малоинтересной.

Леша сам пишет историю своей жизни. Пишет таким образом, который кажется ему наиболее целесообразным. Этот способ заключается в создании информационного шума вокруг его персоны. Огромное количество новостей, интервью, заявлений, скандалов, обвинений, расследований, опровержений, слухов, сенсаций, связанных с именем Венедиктова, вываливается на различные страницы при самом активном личном участии Алексея Алексеевича. Но во всей этой информационной лавине очень мало фактов! И это мне представляется крайне интересным моментом.

Он крайне скуп в рассказах о своем детстве и юности. Это – табуированная тема. «Отец – офицер ВМС Советского Союза. Погиб на подводной лодке. А мама была врачом-рентгенологом и два года назад умерла». Это фрагмент программы «Сотрудники», вышедшей в эфир «Эха Москвы» в 2000 году. «Отец был офицером подводной лодки. Погиб в 1955 году за неделю до моего рождения. Мама умерла семь лет назад, мы с ней не говорили об этом. Как-то я всегда сам себе был предоставлен. Я – человек, который сам себя сделал». Это чуть более подробный рассказ Венедиктова о своих родителях, который он позволил себе в 2005 году. И все!

Я тоже никому не рассказываю о том, как осенью 1990 года погибла моя мама. Но Норкин и Венедиктов, с точки зрения известности, публичности, раскрученности, – как говорится, «две большие разницы». Интернет, казалось бы, должен хранить каждое произнесенное слово. И это так и есть, если слово было произнесено. Однажды я лично присутствовал при встрече Венедиктова с двумя незнакомыми мне пожилыми женщинами, которые, как выяснилось, знали его родителей. И я понял, что ему было крайне неприятно, что рядом с ним в этот момент оказался посторонний человек. То есть – я. Поэтому я не буду писать о том, что услышал. Я чувствую, что тема семьи, тема родителей, тема детства – запретны в его понимании для публичного обсуждения. Я, в конце концов, не биограф Венедиктова и не должен раскрывать все тайны его жизни. Ограничимся лишь выводом, что он сам не хочет делиться подобной информацией.

Почти схожая ситуация и с его педагогическим прошлым. Венедиктов был преподавателем истории, не ставил двойки ученикам младших классов и какое-то время учил будущего министра финансов страны Михаила Задорнова. Снова повторю: «И все!» Но именно на этот период своей жизни Венедиктов впервые начинает накладывать толстый слой псевдоинформации, намеков и откровенных вымыслов. Он начинает формировать свой новый образ, образ того самого Веника, за которым прячется сейчас. По всей видимости, это некая защита, своеобразная мимикрия. Я столкнулся с этим его желанием «быть как все» или казаться таковым, когда начал работать с ним в тесной связке.