От НТВ до НТВ. Тайные смыслы телевидения. Моя информационная война

Гусинский рассчитывал, что покупка газеты поможет ему и политически, и финансово. С первой половиной задачи он худо-бедно справился. А вот со второй половиной как-то не задалось. Начиная сделку по Maariv, Гусинский настраивался на ведение бизнеса с главой издательского холдинга Яаковом Нимроди. Как я уже говорил, Владимир Александрович всегда питал слабость к сотрудникам спецслужб, а Яаков Нимроди как никто другой подходил под это определение, потому что добился больших профессиональных успехов, работая в службе политической разведки Израиля «Моссад». Например, он считался наиболее влиятельным израильским агентом в Иране времен шаха Мохаммеда Резы Пехлеви. Однако в силу своего более чем почтенного возраста старший Нимроди передал дело своему сыну Оферу, человеку, чья репутация по степени своей подмоченности превосходила репутацию Гусинского просто на порядки. Среди обвинений, которые в разное время предъявлялись Оферу Нимроди, были дача взяток, подкуп свидетелей, мошенничество и даже подготовка убийств конкурентов и свидетелей, проходивших по его судебным процессам. Отсидел он гораздо больше, чем Гусинский с его трехдневным пребыванием в Бутырской тюрьме.

Гусинский делал вид, что прошлое его делового партнера не имеет никакого значения: «Читателей газеты не интересует, кто ее владелец. Тех, кто пьет пиво, интересует качество напитка, а не репутация его производителей», – говорил он. Но дело не пошло. Популярность газеты стала падать, акционеры несли убытки и сначала обвиняли друг друга в непрофессионализме, а потом и вовсе скатились к судебным дрязгам. К чести Гусинского, для которого прокол с Maariv стал первой серьезной неудачей в медиабизнесе (если не считать таковой историю с НТВ, конечно), он изо всех сил старался спасти газету. Вернее, как мы теперь уже понимаем, спасти свои деньги. Он постоянно ругался с Советом директоров, требуя провести массовые сокращения в редакции. С этих встреч он всегда возвращался раздраженным, кричал, что журналисты газеты его ненавидят, партнеры ненавидят, весь мир против него и т. д. В таком состоянии он часто переносил свой гнев и на нас, очевидно подозревая, что все журналисты мира состоят в тайном заговоре против него.

В общем, как говорили на футбольном поле в моем дворе, «замах был на рубль, а удар – на копейку». Вся эта бодяга тянулась без малого десять лет, до того момента, когда Гусинский не вышел из дела. По его словам, он потерял на газете Maariv около пятидесяти миллионов долларов. Но я могу привести и другие, менее громкие примеры его не слишком успешных бизнес-проектов в Израиле. Когда я еще только познакомился с ним, Гусинский уже продавал израильскую сеть знаменитых магазинов звукозаписи Tower Records. Причем продавал себе в убыток! «Зачем же вы ее покупали?» – спросил я его. «Да черт его знает!» – честно ответил Гусинский.

Точно так же не мог он найти объяснения того, зачем ему понадобился тель-авивский баскетбольный клуб «Хапоэль», золотое время которого приходилось на далекое прошлое, а именно – на 60-е годы XX века. При Гусинском «Хапоэль» тоже ничего не выиграл, хотя после него совсем развалился: вылетел в низшую лигу и потерял свою домашнюю арену «Бейт Усишкин». Я там был один раз, когда команда Гусинского принимала московское «Динамо» в матче какого-то европейского клубного турнира. Если бы меня не доставили за руку на место проведения матча, я бы никогда не догадался, что странное сооружение, напоминающее раздувшийся до огромных размеров ангар какого-нибудь провинциального вещевого рынка из 1990-х годов, является баскетбольной ареной. Внутри все было еще ужаснее, потому что вентиляция почти не работала и полторы тысячи зрителей (это была максимальная загрузка зала) сожрали все запасы кислорода за пару минут. «Хапоэль» тогда выиграл. Зрители скандировали: «Гусинский, Гусинский!» – а Владимир Александрович, скромно улыбаясь, отвешивал поклоны направо и налево. После трех лет увлечения баскетболом Гусинский продал команду – опять же понеся финансовые потери.