От НТВ до НТВ. Тайные смыслы телевидения. Моя информационная война

Проезжаем несколько КПП. Никто не остановил. Только сейчас, при свете дня, замечаю, как же здесь красиво! Южная Осетия – совсем маленькая страна, расположившаяся в долине, которую полукольцом окружают величественные горы, с многочисленными лесами, зелеными пастбищами и горными реками. Паркуемся на обочине. Олег спрашивает, есть ли у меня пустая бутылка. Находится. Мы спускаемся к реке, по тропинке, по которой туда и обратно снует немногочисленный народ. И все с бутылками. Недалеко от бурной воды лежат какие-то бетонные плиты, и из них торчит железная труба. А из трубы течет минералка. Та самая, которую мы в Москве покупаем в магазинах. Во всяком случае, по вкусу такая же. Набираю воду, едем дальше. И тут Олега разбирает. Он рассказывает, как чудесно они жили в советское время. Какие у них были колхозы и совхозы. Сколько овец паслось на горных склонах. Какой сыр они делали из этого самого овечьего молока. А какая баранина! Нигде в Советском Союзе не было такой баранины! Показывая на заброшенный гостиничный комплекс, который одиноко растет у подножия горы, он с упоением говорит, что тогда, в те времена, там был первый и единственный на всю страну «видак» и самые красивые «путанки». За последнее слово извинился. Мы подъехали к Рокскому тоннелю.

7. Слезы, невидимые миру

Утром следующего дня, позавтракав в студенческой гостинице Владикавказа, отправляюсь обратно в Цхинвал. По дороге покупаю продукты: печенье, колбасу, сыр и еще много такого, что может хоть немного скрасить несколько дней жизни членам семьи, что приютила меня в ночном городе. Основной упор делаю на вкус детей.

Дорога на юг Осетии удивительна, как и весь Кавказ. Кто был там хоть раз, меня понимает. А кто не был, у того есть возможность меня понять, если, конечно, хочется. На границе невиданная очередь из машин. Легковушки, автобусы. Замечаю знак международного Красного Креста. Беженцы возвращаются. А с ними и те, кто наконец захотел посмотреть на всю эту историю не только со стороны Гори и Поти, но и со стороны Рокского тоннеля. И те, кому наконец разрешили это сделать. На границе меня уже знают. Не в том смысле, что пропускают без очереди. Нет. Никаких поблажек. Строгий досмотр всего багажа, документов по двадцать пятому разу. Просто ребята при этом улыбаются и острят. Ну, как умеют острить военные, только без пошлости. В военном госпитале, в Ростове, куда меня пустили строго без видеокамеры и возможности записывать разговор с ранеными срочниками, начальник, узнав, что у меня четверо детей, пошутил, что рожать – не воевать, много ума не нужно. Улыбнулась. Так спокойней.

И опять знакомый серпантин спускающейся вниз дороги. Затем деревни – первая осетинская, затем грузинские. Дома все корежат. И ведь не лень! Сколько восстанавливать в том же Цхинвале. Но ненависть – чувство не созидательное.

Улица Суворова. От гостиницы никто не отказывается. Не время для интеллигентного кокетства. Тут и Миша подоспел. Мы с ним теперь на «ты», после вчерашнего моего фортеля с футболкой. Он рассказал, что по профессии – учитель географии в школе. Решила не возражать. Учитель так учитель. Отправляемся в очередной рейд по городу на моей «Нюське». Михаил предлагает мне посмотреть на здание городской милиции. Лицо при этом суровое и многозначительное. Опять страшилки, думаю про себя. Но сначала он привозит меня ровно в тот парк, в глубине которого стояло разнесенное теперь уже в пух и прах кафе. Рассказ о нем в прямом эфире американского телевидения произвел фурор, помните? Парк выглядит печально. Многие деревья повалены шквальным огнем «Града».

Теперь милиция. Здесь количество ополченцев превосходит все мои ожидания. Человек тридцать, не меньше. «Все равны, как на подбор», говоря словами Александра Сергеевича. Здоровые, крепкие кавказские мужчины, скупые на слова. Мой телохранитель опять объясняет им что-то, и нас проводят внутрь здания. Задний двор превращен в руины. Груды искореженных машин. Все это снимаю на свою маленькую камеру. Возвращаемся обратно, в вестибюль. На каменной лестнице, ведущей, видимо, на верхние этажи, сидят двое подростков и один старик. Все трое курят.

– Вы кто?

– Мы – грузины, – отвечает старший.

Один из ополченцев поясняет, что это пленные, которых привели сюда на разбор завалов. Мол, натворили дел, пусть теперь расхлебывают. Расхлебывать, конечно, надо, но мне с трудом верится, что двое щуплых пацанят и убеленный сединой старец могли натворить все то, что произошло в этом городе.

– Откуда вы, отец?

– Я из Гори.

– А как попали сюда?

– Каждый год, летом, приезжаю на заработки. Ремонтирую автозаправки.

– И давно вы здесь?

– С 28 июня.

– А родные ваши в Гори знают, что вы живы?

– Нет.

Он опять курит. Большие глаза смотрят в одну точку. На лице землистого цвета, прорезанном лучами морщин, ни малейшего проявления каких-либо эмоций.

– Возьмите мой телефон. Он сейчас как раз работает. Связь есть. Звоните. Звоните родным!