М. Римшнейдер специально отмечает, что еще совсем недавно было общепринятым мнение о самобытности и независимости путей, по которым шло развитие греческой культуры, и что общей ошибкой, присущей исследователям гомеровской Греции, являлась недостаточная их осведомленность в отношении истории и культуры юго-восточных частей Малой Азии (Киликии, Фригии, Каппадокии и других областей), входивших в состав Хеттской державы и после ее падения уцелевших в виде отдельных небольших княжеств и городов-государств. Именно здесь сохранилась хеттская традиция, характерные черты которой позволяют, как считает М. Римшнейдер, проследить культурно-этнические связи, существовавшие во всей ойкумене (обитаемом мире) и создававшие единое для того времени мироощущение. И нити эти вели с Востока в материковую Грецию. Таким образом, М. Римшнейдер полностью снимает тезис о самобытности и независимости «собственно греческой» культуры. Если раньше сведения, которые черпали историки эллинского мира из древневосточных источников, сводились к свидетельствам Библии, анналам ассирийских царей, вавилонским клинописным памятникам и египетским надписям и папирусам, то после расшифровки Бедржихом Грозным хеттской письменности из царского архива, найденного в Богаз-Кепе, выяснились широкие и давние связи Эгеиды с Малой Азией, а через нее — и со всем Передним Востоком.
Обстоятельное изучение истории и памятников материальной культуры послехеттских государств на территории Киликии и Северной Сирии позволило автору проследить пути и способы, которыми мифологические и литературные сюжеты, предметы быта и культуры проникали на Запад. Надо сказать, что М. Римшнейдер достаточно критически подходит к имеющемуся в ее распоряжении материалу и в ряде случаев показывает, что из-за фрагментарности и известной случайности данных возможна различная их интерпретация, а следовательно, и построение весьма отличных друг от друга гипотез.
Автор использовал свои переводы текстов, двуязычных лувийско-финикийских надписей, обнаруженных в Каратепе в 1947 г., которые, однако, сильно расходятся с переводами И. В. Винникова, опубликованными в журнале «Вестник древней истории» за 1950 г. Следует отметить, что термин «хетты» толкуется М. Римшнейдер слишком расширительно, так как в него включаются все многочисленные народности малоазийских областей, так или иначе соприкасавшиеся с хеттским культурным ареалом, но говорившие на разных (лувийском, арамейском) языках. Для автора не подлежит сомнению то обстоятельство, что при всей сложности миграционных и культурных процессов, происходивших на территории Малой Азии в I тысячелетии до н. э., традиции хеттской культуры продолжали жить в орбите киликийско-сирийско-финикийских взаимоотношений. Если же вспомнить, что греческие колонии, расположенные по малоазийскому побережью Эгейского моря, доходили до самой Киликии, а торговые контакты между этими областями были достаточно оживленными, то вполне закономерным представляется столь же широкое проникновение — вместе с различными товарами — восточных литературных сюжетов, мифологии, религиозных образов и философских воззрений.
И вот греческий поэт, живший в VIII–VII вв. до н. э., объединяет отдельные мифы, бродячие сюжеты, почерпнутые из различных сказаний, и создает единое целое, относя действие поэм к более древним временам, но на деле отображая окружающую его действительность. Так возникли «Илиада» и «Одиссея», отражающие великую эпоху приключений и открытий, созданные в период духовной свободы, центр которой находился у восточных берегов Средиземного моря. Об этом пишет М. Римшнейдер во Введении. Интересно, что автор почти не касается так называемого «гомеровского вопроса», которому все же следует уделить некоторое внимание, хотя бы для того, чтобы читатель смог оценить всю смелость автора книги в плане ее суждений о Гомере и его поэмах.