От Олимпии до Ниневии во времена Гомера

Что ты, глупец, мне про выкуп толкуешь? Ни слова об этом!
Прежде, когда еще день роковой не настигнул Патрокла,
Миловать было троянцев порой мне приятней.
Многих живыми я в плен забирал и в продажу пускал их.
Нынче ж не будет, чтоб кто-нибудь спасся от смерти, кого бы
В руки мои божество ни отдало пред городом вашим,
Будь это просто троянец, тем более — дети Приама.
Милый, умри же и ты! С чего тебе так огорчаться?
Жизни лишился Патрокл, — а ведь был тебя много он лучше!
Разве не видишь, как сам я и ростом велик, и прекрасен?
Знатного сын я отца, родился от бессмертной богини,—
Смерть однако с могучей судьбой и меня поджидают.
Утро настанет, иль вечер, иль полдень, — и в битве кровавой
Душу исторгнет и мне какой-нибудь воин троянский,
Или ударив копьем, иль стрелой с тетивы поразивши.

Затем Ахилл кричит, бросая труп юноши в реку:

«Там и лежи между рыб! Они у тебя беззаботно
Будут из раны вылизывать кровь. Не положит на ложе
Мать и тебя не оплачет. Скамандр, водовертью богатый,
Тело твое унесет в широкое лоно морское!
Рыба, играя в волнах, на поверхность чернеющей зыби,
Быстро всплывет, чтоб поесть ликаонова белого жира.

(Илиада, XXI, 99–127)

О многом у Гомера можно спорить, но только не о том, что он и его герои солнечны, архаичны или даже наивны. Скорее они опасны, как и все было опасно в то время. Чувство страха было необходимым дополнением к патриархальной созерцательности. Гомера и его время можно сравнивать только с Шекспиром и его эпохой.

Старый болтун Полоний, снаряжая в путь своего сына, преподносит ему свод плоских жизненных правил, как будто позаимствовав его из «Повести об Ахикаре». Он умирает не слишком героической смертью, пронзенный шпагой Гамлета, уличившего его в подслушивании. Образ Гамлета с характерной для него раздвоенностью мог бы соблазнить Гомера. Собственно говоря, мы встречаем у него только такие характеры, возьмем ли Гектора, Агамемнона, Одиссея или Пенелопу. К сожалению, ученые и переводчики упростили их так же, как археологи и историки — «век архаики». Если же мы освободимся от искаженных представлений, то не найдем для этого века более подходящего и емкого имени, чем имя Гомера.

Послесловие

С первых же страниц книги Маргарет Римшнейдер читатель попадает в сложный и своеобразный мир, отстоящий от нас на несколько тысячелетий. Автор проводит его по областям и землям, история и культура которых редко освещается в научно-популярной литературе, являясь предметом специальных научных исследований. Поэтому особенно ценным представляется стремление М. Римшнейдер изложить достижения современной хеттологии и результаты своих собственных научных работ в виде интересно и увлекательно написанной популярной книги.

Следует отметить, что полемический характер, которым пронизан весь труд М. Римшнейдер, несмотря на, казалось бы, сугубую специфичность рассматриваемых ею вопросов, придает чрезвычайную живость всему повествованию и делает читателя непосредственным и заинтересованным участником рассматриваемых автором проблем. Взять хотя бы вопрос об Ассирии, этом хищническом государственном образовании, существовавшем главным образом за счет насилия — войн и грабежа покоренных стран, цари которого в своих пышных надписях похвалялись количеством содеянных ими злодеяний (обезглавленных, искалеченных, ослепленных врагов и стертых с лица земли городов и поселений). М. Римшнейдер в противовес существующим в германской науке взглядам милитаристской школы на Ассирию, как на образец прекрасно построенного государственного аппарата, или панвавилонистским теориям убедительно показывает куда более значительную роль хеттского государства в сложении общечеловеческой культуры, приводя чрезвычайно интересные данные, почерпнутые из истории хеттов, которые самым удивительным образом смыкаются со сведениями, содержащимися в поэмах Гомера.