Эти документы доказывают, что в первоначальных планах русского правительства не было никаких стратегических задач типа прорыва к Балтийскому морю. Перед войсками были поставлены чисто тактические цели: провести показательную карательную акцию, заставить ливонцев заплатить дань. «Рэкетирский» характер войны, в общем, понимали и сами ливонцы. Рюссов писал: «Московит начал эту войну не с намерением покорить города, крепости или земли ливонцев, он только хотел доказать им, что он не шутит, и хотел заставить их сдержать обещание».[204]
Правда, в трактовке январского похода 1558 г. как чисто карательно-устрашительного несколько смущает его масштаб. Для того чтобы напугать ливонцев военной демонстрацией, вовсе не требовалось столько тысяч воинов, идущих под командованием лучших московских полководцев. Для Ливонии с ее хлипкой военной инфраструктурой было бы достаточно рейдов татарской конницы и новгородских детей боярских. Впрочем, ответа на вопрос, что было бы, если бы орден сломался и заплатил дань, у нас нет. Возможно, война бы прекратилась.
Магистр понимал, что ситуация нестандартная и надо что-то делать. Тем более что Ливонию охватила паника, которой, по свидетельству И. Реннера, не было последние 56 лет (то есть — с 1502 г., с предыдущей русско-ливонской войны).[205]
В конце февраля в Вайссенштейне прошла встреча магистра с представителями Ревеля, Гарриена, Вирланда, Иарвена. В первое воскресенье Великого поста они признали на период войны верховенство орденского магистра и принесли ему присягу на верность. Также было сформировано и отправлено посольство в Россию, которое несколько подзадержалось в Нарве, ожидая окончательных инструкций.13 марта 1558 г. Вольмарский ландтаг приступил к обсуждению вопроса, платить или не платить русскому царю, а если согласиться на его требования — то откуда взять денег. Решено было начать сбор средств путем контрибуций с сельского населения и займов у горожан. В Пернове дошли до того, что для уплаты пожертвовали даже часть церковной утвари. Пока магистр с епископами выясняли, кто же возьмет на себя финансовое бремя урегулирования спора с Россией, удар на себя приняли ливонские города. По Ниенштедту, Рига, Ревель и Дерпт собрали-таки 60 000 талеров. В. Урбан приводит несколько иной расклад, принятый на ландтаге: 12 000 от магистра, 10 000 от рыцарей Гарриена и Вика, 7000 от епископа, 10 000 от Дерпта, 10 000 с других городов и 10 000 — должен из других источников собрать архиепископ. Как мы видим, Ливония решила выкупить Дерпт и заплатить Юрьевскую дань. Видимо, горожане лучше других представляли, какие катастрофические последствия для Ливонии принесет война с ее неизбежным прекращением транзитной торговли, что обрушило бы всю ливонскую экономику. В конце апреля 1558 г. новое посольство во главе с Готардом Фюрстенбергом, секретарем Симоном Грашманом, а также Иоганном Таубе выехало в Москву через Псков. Дипломаты везли требуемую дань.
Однако логика развития конфликта уже изменила мнение Ивана Грозного о перспективах войны в Ливонии, и вопрос о дани стал неактуальным. К тому же 60 000 талеров по мере передачи их в Ливонии от одной инстанции к другой непостижимым образом превратились в 40 000. Их доставили Ивану Грозному уже после взятия Нарвы. Ливонский хронист Ф. Ниенштедт сетовал: «Но московит не хотел принять их, а сказал, что у него денег довольно: он приобрел в Ливонии более, чем стоимость этих денег».[206]
Послы вернулись ни с чем, а возвращенную ими сумму присвоил себе магистр, заявив, что они все равно были собраны на нужды ордена.[207]Почему же Иван Грозный изменил свою концепцию ливонской кампании? Эти изменения были связаны прежде всего с ситуацией вокруг Нарвы.
«Нарвское взятие» как перелом в войне
Нарва не была целью похода русских войск в январе 1558 г., хотя татарские и дворянские отряды и действовали в ее окрестностях. Однако именно бассейн р. Наровы был той территорией, в борьбе за которую между русскими и ливонцами десятилетиями, а то и веками копились взаимные претензии, обиды, амбиции. И начавшаяся война давала возможность их безнаказанно выплеснуть. В марте 1558 г. начинаются регулярные стычки жителей Нарвы и Ивангорода. Они быстро приобретают радикальный характер. Перестрелки горожан через реку Нарову превращаются в артиллерийскую дуэль двух крепостей.
От Ивана IV приехал дьяк Шестак Воронин с приказом — бомбардировать Нарву.[208]
По свидетельствам ливонских источников, видимо, преувеличенным, ежедневно в Нарву летело до 300 каменных ядер весом до 6,5 пудов! Денег для обороны не было, бургомистр Крумгаузен для найма солдат даже конфисковал купеческие товары на сумму 8000 марок.[209] Но времени, чтобы истратить эти деньги, у городского главы уже не осталось.