От острога до укрепрайона: история фортификации с древности до середины ХХ века

Таково было развитие крепости: от земляного вала с частоколом к бревенчатой стене, от бревенчатой стены к стене каменной или кирпичной. Но усовершенствовавшаяся артиллерия успешно громила любые крепости – и кирпичные, и гранитные. Это был только вопрос времени да количества и качества орудий. Тяжелые ядра из крупнокалиберных осадных пушек превращали в щебень высокие стены и башни, а разрывные бомбы, выпущенные из мортир, зажигали внутренние постройки и взрывали пороховые погреба. Нужные были новые средства обороны, и они были созданы.

Чугунное ядро, со страшной силой ударившее в каменную стену, дробило камень, пробивало бреши, заставляло трескаться самую лучшую кладку. Однако это же ядро, попавшее в земляную насыпь, просто вязло в ней. А взрыв бомбы лишь делал небольшую воронку в земляной засыпке порохового погреба, не пробивая его каменного свода.

И вот высокие стены и башни стали понижаться (как это произошло с Китай-городом), но зато непомерно утолщались, а главное препятствие для штурмующих стали представлять не высокие постройки, а глубокие и широкие рвы. Крепость как бы уходила в землю, а землю тогдашней артиллерий разрушить было невозможно. Понижаясь и утолщаясь, как бы расползались, расплющивались укрепления. Но одновременно расплющивалась, расползалась вширь и сама крепость. Ведь лучше всего было – не допустить обстрела укреплений, отодвинуть артиллерийские позиции осаждающих, выдвигая за пределы основного ядра крепости все новые и новые дополнительные укрепления, которые прикрывали бы это ядро от ударов.

Новая фортификация возникла в Италии на рубеже XV–XVI веков. Прежние замки строили, применяясь к условиям местности, вписывая укрепления в ландшафт и используя его особенности, как элемент обороны. В основу планировки новых укреплений легла геометрия с ее красотой пропорций и чисел. Фортификация стала наукой. Ею стали заниматься ученые – архитекторы и художники (например, один из столпов искусства Возрождения, великий Микеланджело), стремившиеся воплотить в проектах крепостей идеальные фигуры. И эта идеальная геометрия прозаических крепостей господствовала до первой четверти XIX века, до самого конца архитектурного классицизма. Нередко восхищаются четкими линиями петербургских проспектов, не зная, что создавший в 1717 году его план архитектор Леблон проектировал, в сущности, крепость овальных очертаний, окруженную множеством выступающих вперед бастионов с цепью оборонительных построек во рву и перед ним; широкие прямые проспекты должны были служить для передвижения резервов, а просторные площади – для их накопления.

Главными узлами обороны теперь стали пришедшие на смену толстым каменным стенам и высоким башням низкие широкие пятиугольные бастионы для установки многочисленных пушек. Выходящие вперед, «в поле» два его наклонных, облицованных камнем вала, «фасы», образовывали угол, так что снаряды противника, попадавшие по касательной, рикошетировали от них. Пушки, установленные на фасах бастиона, вели огонь под углом к основной линии укреплений, перекрывая доступ к двум соседним бастионам и к куртине, тонкому валу, соединяющему бастион с соседними бастионами. Под прямым углом к куртинам от фасов бастиона шли короткие фланки (фланги), огонь с которых велся вдоль куртин, «фланкируя» рвы. Естественно, что фланки соседних бастионов должны были располагаться не далее дистанции пушечного выстрела. Так сложилась система взаимной поддержки бастионов, взаимного прикрытия огнем. А модулем, так сказать, единицей расчета всего укрепления, стала дистанция пушечного огня с фланков. В результате крепость превратилась в стройную геометрическую систему, все элементы которой были взаимосвязаны. Для планировки такой крепости более всего подходили правильные фигуры: круг, эллипс, треугольник, квадрат или вытянутый четырехугольник, трапеция, пяти-, шестиугольник и т. д.