— Значит, не будет ни дурацких телефонных звонков, ни землетрясений, ни баб этих… — Малянов кивнул в сторону Петькиной комнаты. — А будет, значит, благодать и пост директора?
— В ближайшей перспективе, в ближайшей перспективе, — предостерегающе поднял палец рыжий.
— А если я буду работать дальше… — продолжал Малянов, — то тогда…
— Тогда мы будем вынуждены применить меры третьей ступени.
— Как к соседу, так? — быстро спросил Малянов.
— Н-нет… — впервые поморщился рыжий. — Это, так сказать, упущение, потеря контроля… Мы этим не пользуемся.
— Не пользуетесь! — всплеснул руками Малянов. — Вот спасибочки! Дай я тебя за это поцелую, котик мой! Чтоб ты сдох! Холера!
— Мы не умираем, — сказал рыжий обиженно. — Поэтому ваша ирония неуместна…
— А что уместно? — завопил Малянов. — Ну что вы можете еще придумать?! Ну, еще одну бабу прислать? Дверь заклинить? Кран испортить? А то, над чем я пятый год сижу, значит, побоку?! Это мои-то интегральчики, полости мои — побоку?! Да что ты мне предлагаешь, гнида? — Малянов был страшен. — Да тебя собственными руками…
В дверь позвонили.
— Идите, откройте, — сказал рыжий. — Идите, идите… Это наше, так сказать, последнее предупреждение, а там уж пеняйте на себя…
— А вот это видал? — Малянов сложил огромный кукиш и покрутил его перед носом рыжего. — Видал, говорю?
Рыжий укоризненно поглядел на Малянова и разлегся навзничь на тахте, подложив под голову руки. В дверь снова позвонили.
— Трусите, милейший? — поинтересовался рыжий.
— Вот сволочь, — сказал Малянов и вышел в прихожую.
Звонок зазвонил снова настойчиво и требовательно. Малянов подумал, огляделся, потом решительно распахнул дверь кладовой и с грохотом выволок оттуда тяжелый деревянный ящик. Звонок трезвонил, не умолкая. Малянов тем временем извлек из ящика здоровенную «шведку», взвесил ее на руке и подошел к двери. Едва он дотронулся до замка, как дверь с треском распахнулась.
Малянов отступил на шаг и замахнулся шведкой.
Длинные рычаги ключа лязгнули, шведка застыла в воздухе.
Лицо Малянова вытянулось. Он откашлялся и опустил руку — перед ним на площадке стоял мальчик лет пяти.
На мальчике были трогательные короткие штанишки с поперечной лямочкой на груди, как носили в сороковые или пятидесятые годы… И в принципе мальчишка производил впечатление какого-то «довоенного» или «сразу послевоенного» ребенка… Стрижка наголо только дополняла это впечатление. А в остальном это был мальчик, как мальчик…
— Что тебе? — спросил Малянов.
— Я к тебе, — ответил мальчик. — Я теперь буду у тебя жить.
— Так, — сказал Малянов. — Значит, жить.
— Да, — сказал мальчик растерянно, оглянулся и вдруг, словно чего-то испугавшись, бросился к Малянову.
— Дядя! Дядя! — истерически закричал он. — Миленький, мне страшно! Боюсь! Боюсь!
Малянов выпустил шведку, которая с лязгом грохнулась в прихожей и подхватил мальчишку на руки. Мальчишка рыдал.
— Тихо! Тихо! — бормотал Малянов, неловко прижимая малого к себе. — Все хорошо! Я здесь, понял? Все будет… хорошо… — Говоря это, Малянов судорожно озирался, будто искал выход — Подожди! Сейчас все будет… — Он, видимо, хотел добавить слово «хорошо», но вместо этого крякнул и выпрыгнул из квартиры на площадку.
Дикий вой потряс весь дом, казалось, до основания. Мальчишка буквально взбесился. Он лупил Малянова коленками, локтями, кулачками, царапал лицо, лягал в живот, норовил прихватить зубами щеку, нос или ухо и при этом дико выл и верещал.
В первые секунды Малянов пытался только увертываться, потом начал отбиваться, пытаясь сбросить мальчишку с себя. Но тот вцепился в Малянова как клещ, с силой совершенно не соответствующей пятилетнему ребенку… Вой на секунду прервался, и тут Малянов отчетливо услышал, как лязгают замки в соседней квартире. Малянов замер, мальчишка тоже перестал бесноваться и посмотрел на соседскую дверь. Запоры залязгали и внизу, захлопали двери.
— Мария Ивановна! — крикнул женский голос— Кто это кричал так страшно? Ребенок, что ли?
Замок на соседской двери издал заключительный разрешающий лязг, и зацепленная на цепочку дверь стала медленно отворяться…
Малянов попятился, ввалился в прихожую и захлопнул дверь…
— Вот так бы давно, — сказал мальчишка, несколько неожиданно оказавшийся стоящим на полу. — Сиди и не рыпайся. Он поковырял носком простеньких сандалий брошенную «шведку». — А то начал тут… выставляться. Бегун.
Малянов ничего не ответил и заглянул в комнату. Рыжего не было. Тогда Малянов прошел в детскую — там тоже никого не было.
— Да шут с ним! — сказал мальчик басом. — Нету и баста. — Он помолчал и объявил: — Кушинькать!
— Так! — В который раз задень сказал Малянов. — Как тебя зовут, детка?
— Кушать хочу-у-у! — завопил мальчишка, плача, и затопал ногами. — Кушать хочу-у-у!
Малянов молча схватил его за руку и поволок на кухню.
Мальчик сидел на кухне, уплетал банановый конфитюр, залезая в яркую банку липкими пальцами, и философствовал:
— Ты что думаешь? Всё это зря? Если все должны страдать, чтобы страданиями купить вечную гармонию… Ты ведь тоже стремишься к вечной гармонии?