— Логично, — тихо сказал Вечеровский. — Хотя измерять внечеловеческую целесообразность человеческими мерилами трудно и глупо… Ну, например, с точки зрения комара? Ты ведь его убиваешь с такой силой, которой хватило бы, чтобы убить всех комаров в округе. Или вспомни сказочку про медведя, который хотел перебить рой пчел…
Вечеровский подошел к телевизору и механически повернул ручку, потом уселся в кресло и, наклонившись вперед, стал смотреть в экран.
Экран телевизора засветился, и на нем возникло тусклое, словно телевизор принимал побочный канал, изображение: по футбольному полю бегали молодые люди, пытаясь сорвать со своих сотоварищей одежду. Судя по нелепым костюмам и коротким прическам, события эти относились к концу тридцатых или началу сороковых годов. Звука, конечно, не было.
То и дело на экране возникали перекошенные лица соревнующихся или, скорее, играющих — все-таки, похоже, это была какая-то дурацкая жестокая игра, — иногда кому-то удавалось оторвать от соперника рукав или клок рубахи, но происходило такое редко, и потому вся затея выглядела вялой, бессмысленной и глупой — ни улыбок, ни азарта.
— Да выключи ты его к чертовой матери! — истерически завизжал Малянов. — Господи! Ну что это за чушь такая!
— Видимо, от соседей залетело, — сказал Глухов равнодушно. — У меня тоже часто какую-то галиматью берет, без звука, так, одно изображение.
Вечеровский медленно поднялся и, выдернув шнур из розетки, снова уселся.
— Я тут вспомнил одну болгарскую картину… «Дракон», кажется, называется, телевизионный такой фильм, короткометражный… Инопланетянин, так сказать, в роли дракона, кино, собственно, не очень, но вот речь там тоже шла о достоинстве, о достоинстве человечества, то есть конкретно о нашем с вами достоинстве. — Он помедлил. — Либо он отдаст дракону невесту, либо человечеству придет конец… Такая вот проверка…
— Да-а-а… Хороша проверочка! — покачал головой Глухов. — А сосед-то ваш застрелился… Правда, может быть…
— Вы думаете, у него была нечиста совесть? — вмешался Вечеровский.
— Да при чем здесь совесть! — заорал Малянов. — Кому какое дело, что у него там было с совестью! Я бы тебе, дураку, сказал, что такое совесть! Ты же, гнида, никогда не застрелишься?! Ты же сам хвастал, как Курбатова какого-то прибрал!
— Курбатов был сволочь, — твердо сказал Вечеровский. — И не ори.
— Ах — сволочь?! Ах, не ори! — Малянов был настолько разъярен, что уже был почти готов вцепиться Вечеровскому в глотку. Но в это время раздался неестественно бодрый голос Глухова:
— Чаёк какой! Просто прелесть! Умелец вы, Дмитрий Алексеевич, давно такого не пил… Да-да… Конечно, это всё трудно, неясно… А с другой стороны — небо, месяц, смотрите, какой… Чаёк, сигаретка… Хорошая погода, красивая женщина…. Как там дальше? И немного свободных денег… Ну, правда, что еще нужно для мужчины? — Глухов довольно подмигнул и продолжил: — Вот вы, Дмитрий Алексеевич, что-то там насчет звезд, насчет межзвездного… или, простите, диффузного газа… А какое вам, собственно, до этого дело? Если подумать, а? У вас что, других дел нет? Ведь есть же, в той же астрономии… А так что? Подглядывание какое-то, а? Вот вам и по рукам — не подглядывай. Пей чаёк, смотри детективчик… Небо не для того, чтобы подглядывать. Небо, ведь оно, чтобы любоваться… И тут мальчик звонко и торжественно объявил:
— Ты хитрец!
Глухов резко повернулся, но оказалось, что мальчик смотрел на Вечеровского и грозил ему измазанным в шоколаде пальцем.
— Ну что ж, — сказал Вечеровский, развалился в кресле, вытянул и скрестил длинные ноги. — Мальчик прав. Мы все время уходим от главного вопроса. И только вот Владлен Семенович вернул все на круги своя. Итак, что ты собираешься делать?
— Приехали! — заявил Малянов, встал со стула, церемонно раскланялся и снова сел, закинув с гордым видом ногу на ногу.
— По-моему, вы уже решили, — осторожно сказал Глухов, — что придание этого дела гласности абсолютно бессмысленно. Я так думаю, вам никто не поверит.
— Почему это не поверят? — завопил Малянов. — Не в лесу живем!
— Прекрати! — твердо сказал Вечеровский. — Конечно, употребить все возможные способы необходимо. Но не забывай, пока разберутся и поверят, пока найдут возможные способы помочь, пройдут, может быть, годы, поскольку, сами понимаете, способов борьбы с комарами много, а со сверхцивилизацией ни одного… А вот что ты будешь в это время делать: писать письма, жаловаться на горбунов и пришельцев, которые мешают тебе работать, или работать? Вот что самое главное, по крайней мере для тебя…
Вечеровский поднялся, налил себе чаю и снова вернулся в кресло — невыносимо уверенный, подтянутый, элегантно-небрежный, как на дипломатическом приеме. Он и чашку-то держал, словно какой-нибудь там занюханный пэр на файв-о-клоке у королевы.
— Ничего интересного с тобой не произошло. — Вечеровский отпил чай. — Ну пришли, ну попросили, ну пригрозили, наконец…