От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности

Но, так или иначе, к восемнадцати годам личность уже сложилась. Я всегда говорю своим ученикам: в двадцать лет вы уже решили, что будете представлять собой в жизни; потом что-то, конечно, может еще измениться, но структура личности, сформировавшаяся на втором десятилетии жизни, останется с вами навсегда. Вот почему это действительно решающий период. Годы, когда зреют личные убеждения, закладывается та психологическая уверенность в реальности, которая позволяет нам взрослеть, а уверенность основывается на гипотезе, которую предложили нам взрослые и осуществление которой мы видели в них. Единственное замечание: не нужно строго разграничивать возрастные периоды. Динамика воспитания, которую мы пытаемся описать, начинается с рождения, с материнской утробы и не заканчивается никогда: свобода – столь великая тайна, что она может позволить нам в шестьдесят-семьдесят лет пустить по ветру все накопленное, совершить радикальные изменения в лучшую или худшую сторону. Однако есть период, когда этот переход происходит более очевидным образом (по крайней мере, в том, что касается основных конфликтов), и это подростковый возраст, юность.

^*** Итак, вернемся к тексту. «Если начиная с четырнадцати лет и далее никто настойчиво и систематически не помогает ребенку увидеть связь между данностью (традицией) и жизнью, то новый опыт, с которым он сталкивается, создает предпосылки к тому, чтобы занять одну из трех позиций, враждебных христианству: безразличие („какая разница“), традиционализм или противостояние. Воспрепятствовать формированию подобных позиций в определенном возрасте можно, лишь способствуя переживанию реальности на личном опыте, в сопоставлении со всеми аспектами и составляющими жизни».

Подумайте, что требуется от воспитателя: он должен быть постоянно «в действии», должен быть активным, полным инициатив. Воспитатель – первый, кто идет в атаку. Он никогда не остается пассивным, никогда не думает, что дети повзрослеют сами по себе, словно достаточно обеспечить их какими-то мелочами, может быть, даже только материального плана, поместить их в определенные условия нормальной жизни а там они станут взрослыми самостоятельно. И когда мы замечаем, что детей вырастили не мы, а мир, то бывает уже слишком поздно, уже запущены необратимые процессы… С самого начала, с момента рождения или входа в класс, воспитатель либо есть, либо его нет; и если он есть, он проявляет инициативу, потому что взросление и личная проверка учеником предложенной гипотезы вплоть до переживания на личном опыте ее высшей целесообразности – не суть самоочевидные вещи.

Напротив, «современный менталитет, – продолжает Джуссани в „Рискованном деле воспитания“, – к сожалению, учит подростка следовать за вещами лишь в меру его собственной прихоти. Поэтому любое „наличие“ чего-либо – позитивное присутствие реальности, существование вещей – рассматривается как повод для утверждения собственных целей, собственных схем; повод, за которым вовсе не обязательно следовать до самого конца. Таким образом, там, где это присутствие не соответствует заранее определенным целям (то есть предрассудкам), целый хор из „а вдруг“, „но“ и „однако“ скрывает под собой отсутствие готовности к восприятию истины и блага и подлинной любви к ним. Так распространяется страх и странная неспособность молодых людей положительно утверждать бытие».

Думаю, это самое совершенное определение, каким только можно охарактеризовать жизнь наших детей: странная неспособность утверждать жизнь как что-то положительное и распространяющийся страх, потому что весь современный менталитет учит не слишком вдаваться в реальность. Именно поэтому слов недостаточно, необходима связь с жизнью. Необходимо, чтобы то, что воспитатель говорит и стремится передать, было доступно сразу же, с момента зарождения отношения, с самого начала. Для родителей – с момента рождения ребенка, для преподавателей – когда они входят в класс: твои слова должны сопровождаться неким реальным предложением, действием, в котором подросток может увидеть подтверждение твоих слов. Без включения свободы человека не существует его «я» и не начинается воспитание.