От Падуна до Стрелки

А потом и Приангарье постигла участь остальной Сибири. В начале нынешнего века Вацлав Серошевский, один из участников польского восстания 1863 года, сосланный на Ангару, писал: «Русская государственность проделала в Сибири громадный карательно-исправительный опыт, стоящий миллионы денег, реки слез и море крови. Если бы собрать в одно все стоны, вызванные им, то они заглушили бы шум бушующего океана, если бы направить толково затраченную в нем душевную энергию, то летучие пески Голодной степи зацвели бы роскошными садами».

И вот теперь некогда ссыльный край становится крупнейшим промышленным районом страны. «Поражая воображение своей грандиозностью, развертываются сказочные картины будущего Сибири, которые создаст укрощенная и освоенная рабочей энергией людей стихийная сила Ангары». Тридцать с лишним лет назад, когда Алексей Максимович Горький написал эти слова, покорение Ангары казалось далеким будущим. Сегодня это действительность. И Братская ГЭС, и весь огромный комплекс предприятий, выросших и еще только поднимающихся в тайге, разве это не сказочная картина, сотворенная руками советского трудового человека! Братск не только утвердился в тайге, он уже послал свои авангарды за триста километров вниз по реке, к Толстому мысу, где прозвучит третья часть поэмы о покорении Ангары — будет поставлена Усть-Илимская ГЭС. И даже наша маленькая баржонка — солдат начавшегося сражения. Она загружена листами сухой штукатурки, щитами сборных домов, частями экскаватора.

На барже у нас все, как на настоящем корабле, разве что нет только двигателей. На корме мостик с большим рулевым колесом. Под ним шкиперская каюта и камбуз с печью, напоминающей мне знаменитый «Ташкент» — фронтовую печь из бочки, у которой грелись холодными зимними ночами солдаты. Есть у нас и «кают-компания» — свободное место посредине палубы, защищенное от ветра штабелями груза. А на носу расположены спальные мешки — «каюты» пассажиров.

Главное лицо на барже — шкипер Геннадий Перетолчин. Ему лет сорок, он жилист, быстр в движениях. Геннадий редко бывает хмурым, беспрестанно улыбается, и от этого его скуластое лицо не кажется суровым, хотя глаза шкипера скрыты под мохнатыми, близко сдвинутыми бровями.

Завтра мы попадем в родную деревню Перетолчи-на — Нижнюю Шаманку, где по сей день живет его восьмидесятилетний отец. Мы стоим на мостике, Геннадий рассказывает о своем детстве, о том, как, отправляясь в школу, он с товарищами тащил за бечеву лодку, на которой потом возвращался домой. Он вспоминает друзей, которых поглотила Ангара, разбитые лодки, баржи. Потом неожиданно декламирует:

Я — царица сверкающих вод,
Я — красавица дикого края.
Мчатся воды мои все вперед,
Быстро к северу, гордо сияя!

— Это про нашу Ангару, — объясняет Геннадий. — Царица она дикого края. И нрав у нее дикий.

В Ангаре все необычно. Вспомните, как начинается Волга — из-под небольшого сруба, поставленного над ключом. Дон тоже отправляется в путь маленьким ручейком. Ангара же рождается взрослой рекой — там, где она вытекает из Байкала, ее ширина достигает восьмисот метров. Так и несет эта река свои ключевой прозрачности воды широченным потоком, иногда разливаясь до восьми километров.

А паводки? Весной на Ангаре их нет, весной Днепр, Волга, Енисей, Обь заливают поймы, поля, тайгу, а в Ангаре воды мало. Она начинает прибывать в июле — августе, когда тают снега в горах, с которых текут реки, питающие Байкал.

Из берегов же Ангара выходит только зимой. И это страшно.

Представьте: ночью, когда мороз градусов пятьдесят, река кидается на берег. За несколько часов уровень ее поднимается на четыре-пять метров. Ледяная вода, как разъяренный зверь, набрасывается на дома, крушит все на своем пути, прикрывая разбой облаками тумана.

Таков уж характер у Ангары. Замерзает она не «по правилам»: от устья к истоку. Часто лед сначала образуется на дне — быстрое течение не дает появиться ему на поверхности. Этот донный лед всплывает и в узких местах забивает русло, образуя зажор — нечто вроде плотины. Река с разбегу упирается в зажор и, не находя дороги, вздымается, захлестывая берег и все, что на нем находится.

Тот, кто видел путь Ангары из Байкала к Енисею, знает, чего стоит реке пройти этот путь. Тайгу прорезывают траппы — диабазовые поясы, выдавленные из недр земли вулканическими силами; они тянутся сотнями километров и достигают в ширину десяти километров, а поднимаются до двухсот метров. Диабаз крепче гранита, но и он не устоял перед силой Ангары. Она прогрызла в траппах узкие, иногда всего в триста метров коридоры и прошла. По всему течению Ангары, как следы ее победы над камнем, разбросаны пороги и шиверы — нагромождение валунов.