От первого лица

Вызвав через гостиничного администратора такси, я отправился к тому же магазину электроники и, как на духу, изложил владельцу свою проблему. «Нет ничего легче, – ответил японец на своем свистящем варианте английского языка. – Я беру у вас все деньги и приму обратно телевизор, купленный вами три часа назад. А взамен я даю вам вот этот телевизор «Тошиба» с очень большим экраном». На мое сообщение, что завтра рано утром я улетаю и мы никак не успеем произвести все обмены, ведь уже конец дня, японец ответил с той же невозмутимостью: «А вы оставьте телевизор, который купили у меня чуть раньше, в гостинице, я его заберу. Ваш новый телевизор вам доставят к рейсу в аэропорт. Нет ничего легче». Я до того устал за день, что плохо соображал, и, продиктовав номер своего рейса, отдал деньги и возвратился в гостиницу. Там, уже после душа и ужина, я принялся размышлять о собственной глупости. Итак: я оставляю телевизор, который купил раньше, я также отдал все свои деньги, а завтра утром улетаю домой без всякой надежды докричаться до токийского магазинчика. То, что никакого телевизора мне в аэропорт не привезут, совершенно ясно. Так я, без сомнения, остался в дураках. Сам виноват.

Утром я скрепя сердце оставил в гостинице маленький телевизор и поехал в аэропорт. Пошел на регистрацию. Возле моей стойки стоял невысокий японец в синем комбинезоне и опирался на огромную коробку с телевизором «Тошиба» для меня. К коробке были пришпилены все гарантийные талоны и кассовые чеки.

В самолете я рассказал о событии японцу в соседнем кресле. Тот никак не мог понять, чему я так удивляюсь, и все кивал головой: «У вас что, могло бы быть по-другому?» Не знаю, как было бы у нас, могу лишь догадываться, но удивление в Москве было искренним; от самого откровенного со словами «Во дают, чудики!» до недоверчивого пожимания плечами.

В общем, телевизор работает без ремонта до сих пор, и я с интересом просматриваю бодрые московские передачи о том, как в новых условиях продолжает совершенствоваться наша мораль.

Глава 30

В Дневниках у Корнея Чуковского есть забавная запись о жилом доме, построенном в начале тридцатых годов для бывших царских политкаторжан. Корней Иванович с удивлением пишет, что те настояли, дабы дом был возведен по всем канонам тюремной архитектуры и в окна были вделаны решетки. Согласно свидетельству автора «Мойдодыра», такое жилье этим самым каторжанам и построили.

Можно посмеяться над несчастными стариками, а можно и примерить их поступок ко многим сегодняшним. Люди трудно врастают в изменившиеся обстоятельства, во многих случаях пробуют утянуть за собой привычные, но давно прошедшие времена и сохранить их возле себя навечно. В медицине это зовется адаптационным синдромом. Состояние это стрессовое, весьма опасное для здоровья, исключения из него приятны и редки. В Бостоне я встретил Жореса Медведева, в прошлом видного российского ученого и не менее видного правозащитника. Он давно живет в Англии, получает там пенсию. В разговоре Медведев обронил фразу о том, что он купил себе квартиру в Обнинске под Москвой: «Мне так надо. Это не продиктовано ничем, кроме внутренней потребности присутствовать при событиях, происходящих на моей родине. А мера моего участия? Не знаю». Сегодня места многих вчерашних героев уже в зрительном зале…

Сохранять достоинство в изменяющихся обстоятельствах не так просто. Помню, как года через два после августовских событий 1991 года я увидел на телеэкране известного правдоборца, священника Глеба Якунина. Он принялся упрекать российские власти в том, что ему и еще нескольким участникам августовского стояния вокруг Белого дома до сих пор еще не выдали соответствующих медалей. Не оценили?

Уверен, что каждому воздастся, хоть не могу сказать, как и когда именно. У самых нетерпеливых формируется состояние, которое я зову комплексом недополучения. Еще я зову это комплексом ленинского бревна. Помните, было такое бревно, которое, как выяснилось со временем, вместе с Непогребенным таскало около десяти тысяч человек на том самом кремлевском субботнике. Множество людей так и не смогли приспособиться к тому, что они прыгнули в новое время, недополучив по старым счетам.

Американцы адаптируются скорее. Они не совершают подвигов во имя абстрактной идеи, не канючат у государства вознаграждения за благородные поступки – они попросту устраивают свою жизнь. Но в отличие от российских «великих переломов» их жизненные подвижки происходят без шума и грома. Лишь одна из десяти американских семей живет на одном месте более тридцати лет. Зато за год с четвертью, пятнадцать месяцев, место жительства в США поменяет каждая пятая семья. Существует сложившаяся жизнь с минимумом неопределенностей – в ней-то и можно передвигаться всласть…

К вечности надо относиться по-хозяйски, понимая, что она может вызреть лишь из повседневных уверенностей. Это очень важное обстоятельство. Я часто примеряю свои жизненные ритмы к чужим, пытаясь понять варианты.