Задвинув стеклянную дверь, она составила разбросанные по полу шайки в стопку, замерила большим термометром температуру воды. Вглядываясь в шкалу, прищурилась, будто бактериолог, который только что обнаружил новый болезнетворный штамм.
– Как вам вода? – спросила обезьяна.
– Очень хороша, спасибо, – ответил я. Показалось, что в пару́ мой собственный голос прозвучал с густым бархатным отливом – и даже с некоторым мистическим оттенком, будто и не мой вовсе. Раздался он неким эхом прошлого, вернувшимся из глубины леса. Это эхо… нет, погодите, для начала откуда здесь обезьяна? И почему она говорит по-человечьи?
– Потереть вам спинку? – тихо спросила обезьяна. Такой чарующий голос, словно баритон в группе ду-уоп, никак не сочетался с ее внешним видом. Речь у нее была чистая и, если не открывать глаза, ничем не отличалась от речи обычного человека.
– Благодарю, – ответил я. Желанием, чтобы кто-то потер мне спину, я не горел, но побоялся: а вдруг обезьяна сочтет, будто я ею пренебрегаю, если откажусь. Скорее всего, предложила она от чистого сердца, и мне вовсе не хотелось ее обижать. Поэтому я медленно выбрался из ванны и присел на деревянную скамеечку, повернувшись к обезьяне спиной.
Обезьяна была без одежды. Ясное дело, одежду они обычно не носят, так что ничего странного тут нет. Обезьяна, как мне показалось, была немолода, шерсть у нее много где поседела. Принесла маленькое полотенце, намылила его и принялась ловко тереть мне спину.
– Заметно похолодало в последние дни, – произнесла она.
– Да уж.
– Еще немного, и всю округу заметет. Снега здесь выпадает столько, что еле успеваем его разгребать.
Повисла небольшая пауза, и я вклинился:
– Значит, можешь говорить по-человечьи?
– Да, – тут же ответила обезьяна. Наверняка у нее все время об этом спрашивают. – В детстве я жил у людей, постепенно выучился говорить. Довольно долго я прожил в Токио, в районе Синагава.
– И где именно?
– В квартале Годэн-яма.
– Хорошее место.
– Да, как вам, должно быть, известно, место очень удобное. Рядом парк Годэн-яма, где я мог наслаждаться природой.
Разговор на том прервался. Обезьяна продолжала усердно тереть мне спину (признаться, это было приятно), я же тем временем собирал в кучу мозги и приводил в порядок мысли. Обезьяна, выросшая на Синагаве? Парк Годэн-яма? Неужели обезьяна может научиться так бегло говорить? Но тем не менее передо мной бесспорно обезьяна, с самым что ни есть обезьяньим обликом.
– Я живу в районе Минато, – сказал я, понимая, что произнес бессмыслицу.
– Выходит, были почти соседями, – дружелюбно отозвалась обезьяна.
– Что за человек был твой хозяин на Синагаве?
– Учитель. Специалист по физике. Преподавал в университете Гакугэй.
– Интеллигенция.
– Верно. Больше всего на свете любил музыку – обожал Брукнера и Рихарда Штрауса. Поэтому и я полюбил такую музыку – приходилось слушать с детских лет. Впитывал, так сказать, сам того не сознавая.
– И что, тебе нравится Брукнер?
– Да, особенно Седьмая симфония. А третья ее часть всякий раз поднимает настроение.
– А я часто слушаю Девятую, – произнес я – и вновь невпопад.
– Да, это и вправду прелестная музыка, – сказала обезьяна.
– И что, преподаватель тот научил тебя говорить?
– Да. Детей у него не было. Я, можно сказать, был вместо них. В любую свободную минуту он меня обучал. Был очень терпелив, во всем уважал порядок, серьезный такой. Чуть ли не каждый день любил повторять: «Только через повторение верных фактов лежит путь к истинной мудрости». Супруга его была женщиной молчаливой, но очень доброй, хорошо ко мне относилась. Супруги дружные и, пусть неприлично рассказывать об этом посторонним, в ночных забавах своих весьма страстные.
– Вот как?
Вскоре обезьяна завершила мытье и учтиво склонила голову.
– На этом позвольте закончить.
– Большое спасибо, мне было очень приятно. Значит, работаешь в этой гостинице?
– Да, тружусь. На работу в большую приличную гостиницу обезьяну не возьмут. А тут всегда рук не хватает, поэтому берут хоть обезьяну, хоть кого, был бы от этого прок. К тому же, раз я обезьяна, зарплата у меня минимальная, а работать можно лишь там, где не попадаешься на глаза постояльцам. Убираюсь, присматриваю за
– И давно ты здесь?
– Около трех лет.
– Но до того, как тут осесть, жизнь, видимо, потрепала? – поинтересовался я.
Обезьяна отрывисто кивнула.
– Всякое бывало.
Я немного помялся, но все-таки спросил:
– А можешь хоть немного рассказать о себе?
Подумав, обезьяна согласилась:
– Ладно. Хотя моя история вряд ли оправдает ваши ожидания. Я заканчиваю работу в десять, а потом могу зайти к вам в номер. Устроит?
– Конечно. И буду признателен, если прихватишь пива.
– Слушаюсь. Значит, хорошо охлажденное пиво. «Саппоро» подойдет?
– Пусть будет «Саппоро». Сам-то пиво пьешь?
– Да, спасибо, немного пригублю.
– Тогда две большие бутылки.
– Слушаюсь. Если не ошибаюсь, вы остановились в номере «Скалистое взморье» на втором этаже?
– Так и есть, – ответил я.