В телевизионных новостях еще несколько дней упоминали об этом происшествии, гоняя одни и те же кадры. Она все теми же рыбьими глазами смотрела вперед, а ее симпатичный моложавый муж поворачивал точеное лицо прямо в камеру. Уголки его тонких губ наверняка рефлекторно вздергивались. Так часто делают актеры кино – у них это, можно сказать, профессиональное, а потому выглядело так, будто, обращаясь к миру, он улыбается. Что-то в его лице отчасти напоминало хорошо сработанную маску. В общем, как бы то ни было, через неделю об этом случае почти забыли – по крайней мере, телекомпании весь интерес утратили. Я следил за этой историей по газетам и журналам, но и там вскоре все сошло на нет и пропало совершенно, будто поток воды в песок.
Так Ф* совершенно исчезла из поля моего зрения. Где она, я не знал. В изоляторе, в тюрьме ли – а может, внеся залог, вернулась домой, – мне абсолютно неизвестно. Статьи о суде над ней нигде не попадались, однако ее наверняка судили. За преступление в таких масштабах должны были дать определенный срок: во всяком случае, из газет и журналов я знал, что она не просто пособничала, а деятельно помогала мужу нарушать закон.
С тех пор прошло немало лет. Я все так же стараюсь не пропускать ни одного концерта, где исполняют «Карнавал» Шумана. И всякий раз старательно окидываю взглядом зрительный зал или ищу ее фигуру в фойе за бокалом вина в антракте. Хотя ни разу так и не увидел, меня не покидает чувство, что она вот-вот покажется где-нибудь в толпе.
Стоит выйти новому диску с записью «Карнавала», я покупаю его. И все так же выставляю ему баллы у себя в блокноте. Появилось много новых исполнений «Карнавала», но «лучшим» для меня по-прежнему остается Рубинштейн. Его фортепиано не сдирает маски с лиц – оно подобно ветерку, легко и нежно дует сквозь узкий зазор между маской и лицом.
Счастье – всегда понятие относительное, разве нет?
А вот вам история еще более давняя.
Однажды в студенчестве у меня случилось знакомство с одной девчонкой – не то чтобы уродиной, но и не красавицей. Пожалуй, можно сказать –
Мы с ней погуляли в парке, потом зашли в кафе, пили кофе и разговаривали. Была она низенькой, глаза маленькие. Мне показалось, что девушка она славная. Стесняясь, говорила тихо, но очень четко – наверняка у нее были хорошие связки. Рассказывала, что в институте занимается в секции тенниса. Родители теннис любили и с детства брали ее на корт. По всему видать – здоровая семья, да еще и наверняка дружная. Однако я в теннисе почти ничего не понимал и беседу поддержать не мог. Мне нравился джаз, а она о джазе почти ничего не знала. Мы с трудом подыскивали темы для разговора. Но при этом она все равно хотела послушать о джазе, и я рассказывал ей о Майлзе Дейвисе и Арте Пеппере, как я проникся джазом, что в нем интересного. Она увлеченно слушала – не знаю, правда, что при этом понимала. Затем я проводил ее до станции, и мы расстались.
Прощаясь, она дала мне номер телефона своего общежития. Написала на чистом листке из блокнота, аккуратно вырвала его и протянула мне. Но я ей так и не позвонил.
А через несколько дней опять встретил товарища, пригласившего меня на двойное свидание, и тот извинился. Вот что он сказал:
– Прости, что тебе досталась такая страшненькая. По правде говоря, я должен был познакомить тебя с красивой девчонкой, но у той накануне возникли какие-то срочные дела. Ничего не оставалось, как позвать вместо нее эту дурнушку – в общаге кроме нее никого не оказалось. Подруга тоже просила ее извинить. В следующий раз исправимся.
После таких извинений товарища я подумал было позвонить той девчонке. Она и впрямь не красавица – но и не какая-то там
Однако я никак не мог отыскать листок с номером телефона. Помню только, что положил его в карман пальто, а там бумажка будто в воду канула. Похоже, я выбросил ее вместе с ненужными чеками. Скорее всего. В итоге я так никому и не позвонил. Спроси я ее номер у товарища – он наверняка дал бы, но я предвидел, как он на это отзовется, и не решился спросить.
Я давно забыл о том случае и совершенно не собирался вспоминать. Однако, рассказывая сейчас о Ф*, описывая ее облик, неожиданно припомнил события тех дней. Причем весьма явственно и подробно.