Каким бы технически идеальным ни было исполнение, но, если техника хоть немного не совпадала с музыкой, все сводилось к путаным движеньям пальцев, и пропадала вся привлекательность. Настолько это непростое для исполнения произведение, что средние пианисты с ним попросту не справятся. Конкретных имен я называть не стану, но нередко даже признанные пианисты только портят его, исполняя без всякой изюминки. Такое впечатление, что многие держались от него на почтительном расстоянии. Например, Владимир Горовиц всю свою жизнь с удовольствием исполнял музыку Шумана, но почему-то не оставил ни одной достойной записи «Карнавала». То же самое можно сказать о Святославе Рихтере. И, думаю, вряд ли я один хочу когда-нибудь услышать «Карнавал» в исполнении Марты Аргерих.
К слову, современники Шумана не понимали всю прелесть его музыки. Ни Мендельсон, ни Шопен не ценили его фортепианные произведения. Даже его супруга Клара (известная в то время пианистка), преданно продолжавшая исполнять произведения мужа и после его кончины, в глубине души считала, что ему следовало бы сочинять классические оперы и симфонии, а не подобные причудливые опусы. Шуман не любил классические формы вроде сонат, и потому пьесы его зачастую превращались в довольно бессвязные фантазии. Он отошел от сложившихся классических форм и встал у истоков новой музыки романтизма, которая в глазах большинства современников выглядела лишь эксцентричными произведениями без определенной основы и содержания. В результате именно эта эксцентричность и стала мощной силой для продвижения романтической музыки.
В общем, где-то с полгода мы увлеченно слушали «Карнавал», когда только могли. Но не только его – иногда и Моцарта, и Брамса, но всякая наша встреча непременно заканчивалась тем, что мы внимательно слушали чье-либо исполнение «Карнавала», а затем обменивались впечатлениями. Обычно я выступал секретарем клуба и записывал резюме наших обсуждений. Ф* несколько раз бывала у меня, но куда чаще я наведывался к ней – а все потому, что она жила в центре города, а я на окраине. Когда мы прослушали все сорок два исполнения, «лучшим» для нее оказался Артуро Бенедетти Микеланджели (запись для фирмы «Angel»), у меня – Артур Рубинштейн (RCA). Мы скрупулезно оценивали каждый диск, но, конечно же, не придавали распределению мест особого значения. Для нас это было просто-напросто небольшим побочным развлечением. Гораздо важнее было вдумчиво беседовать о любимой музыке, ощущать, что мы просто без всякой цели делимся друг с дружкой своим воодушевлением.
Если часто встречаться с женщиной на десять лет младше, в обычной семье уже давно вспыхнула бы искра раздора, но моя жена насчет Ф* даже не беспокоилась. Что и говорить, ее безразличие вызывалось в первую очередь уродливым лицом той женщины. У жены не было ни малейших подозрений, что нас с Ф* может связывать нечто сексуальное. Жена, похоже, считала нас парочкой каких-то ботанов. Сама она классику особо не любила: концерты навевали на нее скуку. Ф* моя жена называла «твоя подружка». Иногда – с налетом иронии: «твоя прелестная подружка».
С мужем Ф* я не встречался (детей у нее не было). Возможно, так просто совпадало, что при моих посещениях мужа ее дома не бывало, – или же она специально выбирала время, когда его нет, чтобы позвать меня к себе. А может, муж просто подолгу где-то работал, поди пойми. Вообще-то, к слову, я не был уверен, имелся ли он у нее вообще, потому что она не рассказывала о нем совсем ничего. И, насколько я помню, в доме у нее почти не было признаков и следов мужчины. При этом сама она говорила, что замужем, а на безымянном пальце левой руки у нее ослепительно поблескивало золотое кольцо.
О своем прошлом Ф* тоже не упоминала ни словом. Ни откуда она родом, ни в какой семье воспитывалась, ни где училась, ни кем работала. Стоило мне поинтересоваться чем-нибудь личным, как она отговаривалась лишь уклончивыми намеками или же просто улыбалась в ответ. Знал я лишь то, что занимается она чем-то очень специальным (причем не в крупной компании) и живет вполне богато. У нее просторная квартира в роскошном доме в квартале Дайкан-яма, утопающем в зелени, ездит она на седане «БМВ» последней модели. В гостиной дорогая аудиоаппаратура: предусилитель и компакт-диск-плейер «Accuphase» с хай-тековыми колонками «Linn». Одета она бывала всегда красиво и опрятно. Хоть я и не разбираюсь толком в женской одежде, но даже мне было понятно, что вся одежда у нее от первоклассных кутюрье и стоит немало.
В разговорах о музыке она бывала весьма красноречива. Слушая мелодию, улавливала нюансы, которые могла описать быстро и толково. Музыкальные познания у нее были глубоки и обширны. Однако во всем остальном она оставалась загадкой: никогда не открывалась, как я ни пытался ее разговорить.
Однажды она завела разговор о Шумане.