От первого лица

– Шуман, как и Шуберт, в молодости заразился сифилисом, толком не вылечился, и в голове у него со временем стали усиливаться отклонения. К тому же у него изначально имелась предрасположенность к шизофрении. В жизни он страдал от навязчивых слуховых галлюцинаций, а когда тело начинало трясти – не мог остановиться. Кроме того, считал себя одержимым бесами: буквально верил, что они существуют. Когда такая жизнь в нескончаемом кошмаре стала ему невмоготу, он попытался покончить с собой, бросился в Рейн. И вот так сумасбродные мысли и окружающая действительность перемешивались у него внутри. «Карнавал» – раннее его сочинение, поэтому бесы здесь еще не напроказили. Действие пьесы происходит во время карнавала, повсюду яркие маски. Но это не просто веселый карнавал – в музыке один за другим появляются персонажи, которые вскоре должны стать чудовищами. Как будто представляясь публике перед спектаклем, все они появляются в веселых масках, а вокруг дует зловещий ветер скверной ранней весны. Всем раздают кровоточащее мясо: карнавал – благодарное прощание с плотью, впереди Пост. Вот такая это музыка.

– Поэтому исполнитель должен музыкальными средствами выразить не только маски участников, но и те лица, что под ними, так? – уточнил я.

Она кивнула.

– Именно. И я считаю, что, если не удается такое выразить, нет никакого смысла и браться за это произведение. «Карнавал» – в каком-то смысле кульминация веселья, но, если угодно, как раз в этот миг и проступают лица бесов, обитающих в глубине души. Звуки веселья выманивают их из мрака. – Она умолкла, затем продолжила: – Так или иначе, мы все живем с масками на лицах. Обходиться без маски в этом жестоком мире, увы, невозможно. Под маской дьявола может скрываться лицо ангела, под маской ангела – дьявол. А так, чтобы один без другого, не бывает. Таковы мы сами, таков «Карнавал». И Шуман сумел одновременно разглядеть эти разные слои – и личины, и настоящие лица людей. Все из-за того, что у него самого душа дала глубокую трещину. Потому что он жил, зажатый в удушливом зазоре между маской и своим истинным я.

Возможно, она хотела на самом деле сказать: «Уродливая маска и красивое лицо, красивая маска и уродливое лицо». Мне тогда так показалось. Вероятно, она говорила о чем-то своем.

– Наверняка у некоторых маска так прилипает к лицу, что не отодрать, – сказал я.

– Да – пожалуй, есть и такие, – тихо ответила она и слабо улыбнулась. – Но даже если маска прилипнет навсегда, под ней все равно останется то же настоящее лицо.

– Только никто не сможет его увидеть.

Она покачала головой:

– Должен быть тот, кому видно. Он непременно где-то есть.

– Однако разглядевший это Роберт Шуман в итоге счастья так и не обрел. Из-за сифилиса, бесов и шизофрении.

– Зато оставил по себе великолепную музыку. Он написал такие прекрасные произведения, какие были б не под силу другим, – сказала она и громко, звонко захрустела пальцами, одним за другим. – Из-за сифилиса, бесов и шизофрении. А счастье – всегда понятие относительное, разве нет?

– Возможно, – ответил я.

– Владимир Горовиц как-то записал для радио сонату Шумана фа-минор, – сказала она. – Знаете ту историю?

– Нет, впервые слышу, – ответил я. Третья соната Шумана – пожалуй, весьма непростое произведение и для исполнителей, и для слушателей.

– Когда же услышал запись по радио – жутко расстроился и схватился за голову, до того ужасным показалось ему собственное исполнение.

Ф* некоторое время вращала в руке бокал с недопитым красным вином и пристально смотрела на него. А затем промолвила:

– Горовиц тогда сказал: «Шуман был сумасшедшим, а я все испортил!» Великолепно, правда?

– Несомненно, – согласился я.

Я считал ее в некотором смысле очаровательной женщиной, хотя о близости с ней даже не думал. Поэтому жена моя была права. Но близости между нами не было не потому, что она уродлива. Само уродство ее вряд ли послужило бы помехой. Я не переспал с ней – точнее, в действительности у меня не могло возникнуть такого желания – даже не из-за красоты или уродливости маски, а, скорее, потому, что я боялся увидеть то, что за нею скрывается. Будь то морда демона или же лик ангела…

Настал октябрь, и какое-то время от Ф* ничего не было слышно. Я купил два новых (и вполне занимательных) компакт-диска с «Карнавалом» и, надеясь послушать их с Ф*, несколько раз звонил ей на мобильный, но там включался автоответчик. Даже писал ей пару раз по электронной почте, но так и не дождался ответа. Прошло несколько осенних недель, миновал октябрь. В ноябре люди стали одеваться теплее. Такой длительный перерыв в наших отношениях случился впервые. Может, Ф* уехала в длительное путешествие? Или приболела?

Первой ее по телевизору увидела моя жена. Я работал у себя в кабинете.

– Не знаю, что там, но твою подружку, кажется, показывают в новостях, – сказала жена. Если вдуматься, она ни разу не назвала Ф* по имени – только «твоя подружка». Я подошел к телевизору, но там уже шел репортаж о детеныше панды.