От первых слов до первого класса

Говорит о цветах, стоящих на столе. Настоящее от основы прошедшего: завя-л. Смотрит на кружево полотенца и говорит: *Э'тъ о'чiнь з ды'ръчькъми* - Это очень с дырочками. Я спрашиваю: "А зачем эти дырочки?" Он: *Э'тъ штъб бы'лъ хъраше'нькъ* - Это чтобы было "хорошенько". Очевидно, понимает )эстетическое" назначение кружева. В первой фразе наречие "очень" при существительном. Он что-то говорит, играя один. Я переспрашиваю: "Ты что?" Он: *Э'тъ я ни пръ тибя', а пръ сибя'* - Это я не про тебя, а про себя. То есть, очевидно, - "с собой". *Фчира' у ниво' нъ крыльце' зьде'лъли тако'й пъизьди'щi!* - Вчера у него на крыльце сделали такой поездище! Восклицает с восторгом, снова собираясь к Вите. Вчера все крыльцо они заложили кирпичами и палками. Форма "поездище" его собственного образования. Вскочил на чугунную крышку водопровода на улице и кричит: *Во'т кало'дiсь* (колодезь).

*Нъ закры'тъм ево' стая'т*. Вторая фраза может быть передана только другим оборотом: "Когда он закрыт (только когда он закрыт), на нем стоят (можно стоять)", хотя оборот типа созданного им и был бы удобен и экономен. *Ф Сиви'нь зимо'й ни е'зьдиют? То'къ* (только).

*фь Пе'нзу е'зьдиют, да?* Неожиданно спрашивает за обедом тоном такого вопроса, когда в ответе ожидается подтверждение. Пример того, как у ребенка формируются общие суждения: факт наших ежегодних летних поездок и отсутствие зимних он стремится осмыслить как нечто необходимое.

(3, 3, 30).

Шел разговор о любимых им паровозах, и Вера сказала, что паровозы стоят у будки. Он: *Нъ зимле'?* - На земле? Она: "Да, на земле". Он (очень убежденно): *Не'т, туда' пiридьви'нут рельсы, и та'м бу'дут стая'ть*.

(3, 4).

Он очень неохотно рассказывает, когда его распрашиваешь, где он был, кого там видел, что делал. Обычно в таких случаях только и слышно в ответ: "нигде", "никого", "ничего" и т.д. Так и сейчас я спрашивал, как он проводил время у Любы, и с трудом добился от него, что он играл там с паровозом. Никаких подробностей об игре он не сообщил. Едва ли это объясняется тем, что он этих подробностей не помнит. Он очень часто вспоминает многие мелочи, когда ему что-либо рассказываешь сам. Так, нынче утром я стал говорить ему, как мы ходили в Сивини ловить рыбу, и он оживленно вставлял подробности и поправлял меня. Вспомнил, что среди рыб был ерш, что у Володи вместо удочки была палка, что по дороге оттуда он сам палкой открыл калитку (я этой частности не помню, может быть, он спутал ее с другими разами).

Когда я говорил, что он из песка делал домики, он поправил: "паровозики". Действительно, он так называл тогда свои постройки.

(3, 4, 1).

Вера принесла ему с погреба игрушки - столик, которого он никогда не видел, и он о нем говорит: *Када' я бы'л ма'лiнькъй, э'тът сто'лiк стая'л ф карьзи'нки. Я вы'лiс из карьзи'нки и папо'лс. Зале'с на сто'л. Увида'л с катле'ткъй кру'шку и ста'л е'сьть* - Когда я был маленький, этот столик стоял в корзинке. Я вылез из корзинки и пополз. Залез на стол. Увидал с котлеткой кружку и стал есть. Все эти выдумки базируются на том, что он знает, как, будучи маленьким, он лежал в корзинке и не умел ходить. С таким началом - "когда я был маленький" - он теперь сочиняет очень часто. Вот еще за нынешний день: *Када' я был ма'лiнькъй, в э'тих насо'чькъй ф карьзи'нъчьки лижа'л* - Когда я был маленький, в этих носочках в корзиночке лежал. Указывает на принесенные ему носки. *Када' я был ма'лiнькъй, ты мне ачи'сьтиш я'блъкъ, - я бы'л глу'пiнькъй - и я'блъкъ сьем, и ко'жу сье'м* - Когда я был маленький, ты мне очистишь яблоко, - я был глупенький, - и яблоко съем, и кожу съем. Такие случаи, действительно, бывали прежде. Смотрит на кактус и говорит о цветах, а потом прибавляет: *А пато'м из ни'х бу'дут де'лът* (делать).

*иго'лки. Намо'чют ф сали'нъй* (соленой).

*ваде', зьде'лъют иго'лки. Зьде'лъют иго'лки и бу'дут шы'ть*. Говорит серьезно, так что я не мог определить, в шутку или нет. "Сали'нъй", может быть, от основы "соли-ть". Он бросил туфли, и я ему говорю: "Ты что шалишь?" Он: *Э'т я па глу'пъсьти* (по глупости).

При этом улыбается. Трудно решить, понимает ли он это выражение, но употреблять его начал часто. Так, я лег после обеда на постель, и он, наклонившись ко мне, лукаво шепчет: *Э'т ты па глу'пъсьти, да?* Вспоминает, как мы перед выездом из Сивини ели блины, и говорит (все слова точно): "Зачем тетя Люба с дядей Мишей ели блины? Они думали, это их лошадь, а это наша лошадь". Очевидно, в его глазах "еда" блинов обратилась в нечто такое, что могут делать только отъезжающие. Непосредственно за этим он вспоминает: *А ло'шъть-тъ зъ вагза'лъм стая'лъ, где' за'пiтъ, штъб ни испуга'ццъ* - А лошадь-то за вогзалом стояла, чтоб не испугаться. Очень точные подробности. Он ужинает в сумерках. В комнате совсем темно, и поэтому приносят лампу. Он радостно: *Как сьвитло'! А та'м щъ ни стимне'лъ. Та'м тимне'ет. А ф ко'мнътi сьтимне'лъ* - Как светло! А там (сказывает в окно).