От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона

Серьезные разногласия между союзниками сохранялись, но к январю 1822 года великие державы достигли определенного консенсуса в том, как решить греческий вопрос. Они согласились с тем, что Порта юридически нарушала заключенные договоры как в отношении России, так и в отношении греческого/христианского населения Османской империи. Союзники также рассматривали греческие восстания как часть более крупного революционного переворота, распространившегося по всей Европе. Соглашение по этим принципам, однако, не удовлетворило ожиданий Александра I и не ослабило давление союзников на монарха с целью смягчить требования России. В донесениях от декабря 1821 года и января 1822 года посланник России в Вене Ю. Головкин сообщил Нессельроде, что то, как Меттерних представлял кризис на Востоке, имело целью возложить ответственность на Россию в случае начала войны[324]. Австрийское правительство полагало, что русско-турецкая война будет представлять собой триумф в Европе сторонников революции, и поэтому настаивало на том, чтобы Россия отказалась от трех условий морального характера, содержавшихся в ультиматуме к Порте. Единственное законное материальное условие – эвакуация княжеств – должно было быть, наоборот, сохранено. Хотя Меттерних рассматривал греческие восстания в более широком контексте прекращения распространения революции в Европе – цель, которая требовала союзнического согласия, – Головкин признал, что он не смог убедить австрийского министра в правоте позиции России. Головкин также проявлял подозрительность в отношении намерений Меттерниха, подозревая возможность двусторонних австро-британских попыток вмешаться в греческое дело, и ожидал австрийского нейтралитета в случае войны. Что касается Меттерниха, то он продолжал критиковать принятие Россией греческих беженцев и обвинять правительство Александра в поддержке греческих этеристов, членов политической организации, первоначально базировавшихся в Одессе, которые стояли за восстанием Ипсиланти и стремились освободить Грецию посредством вооруженного восстания [Prousis 1994: 18–24][325].

Ответ императора Александра на австрийское заявление о том, что война между Россией и Османской империей приведет к триумфу в Европе сторонников революции, появился в донесении Нессельроде Головкину от 31 января (12 февраля) 1822 года, одобренном монархом[326]. Нессельроде начал с того, что подчеркнул общую приверженность австрийского и российского дворов сохранению моральной силы европейского союза, тесного союза держав и европейского мира, которого державам удалось достичь за последние семь лет. По мнению Александра, моральная сила союза заключалась в том числе в защите народов от подрывных действий. Таким образом, российское правительство хотело обсудить, будет ли война, которая казалась неизбежной, способствовать осуществлению преступных замыслов зачинщиков беспорядков и подвергнет ли опасности и союз держав, и всеобщий мир. Согласно Нессельроде, ответ России на этот вопрос подразумевал необходимость действий, в то время как политика Австрии оставалась политикой бездействия. Как неоднократно повторяли российские дипломаты, с июня 1821 года император Александр искал единое решение кризиса, основанное на убеждении. Однако если Порта продолжила бы следовать своим текущим курсом, применение силы было бы необходимым. Следовательно, в случае войны российское правительство было готово действовать «в концерте» с союзниками.

Российское правительство полагало, что, если война началась бы в соответствии с заранее достигнутой договоренностью, она не могла бы причинить ни малейшего ущерба ни Всеобщему союзу, ни миру в христианской Европе. Россия не имела никакого желания становиться единственным вершителем судеб Османской империи, и по этой причине августейшие друзья императора Александра не боялись его намерений. Нессельроде пытался провести черту между дружественными Александру монархами и союзными правительствами, опасавшимися целей России. Критики внешней политики Александра утверждали, что война против турок сделает Россию фактически пособницей мятежников. Они также выражали озабоченность по поводу того, что военные силы России могли оказаться втянутыми в длительный конфликт, что могло бы помешать империи оказывать помощь союзникам, столкнувшимся с революцией. Такие опасения были необоснованными, настаивал Нессельроде, поскольку Россия никогда не поддерживала греческих повстанцев и была готова оказать военную помощь во время беспорядков в Италии. Не менее важно и то, что в отношении Греции император Александр всегда придерживался благородных и чистых принципов.