Несмотря на свои опасения по поводу единства четырех держав (Австрии, Британии, Франции и Пруссии), Ливен не приравнивал встречи в Ганновере к образованию союзнической группировки, направленной против России[319]
. Напротив, Австрия и Великобритания, стремясь предотвратить войну, не хотели оскорбить Александра. Подозрения среди союзников угрожали их единству, но в нынешних обстоятельствах, даже если Россия начала бы войну, Ливен не ожидал, что союз пострадает. Фактически он предвидел союзническую поддержку России в случае возникновения военного конфликта. Оглядываясь назад, оценка Ливена кажется слишком оптимистичной. Посол предполагал, что Великобритания признала договорное право России защищать греческое население Османской империи, и охарактеризовал непосредственную цель Александра как эффективное умиротворение Дунайских княжеств. Охранительная политика монарха рассматривала эти княжества и греческие территории в качестве провинций Турции. Обнадеживало и то, что позиция России вполне согласовывалась с сообщениями о взглядах Каслри, согласно которым проживание христиан в пределах Османской империи пошло бы на пользу миру в Европе. Это обеспечило бы присутствие христианского населения, в качестве противовеса миллионам «фанатичных и мстительных» мусульман вдоль границ России. Ливен не упоминал или, возможно, не понимал, что политика умиротворения Александра предполагала, что Россия брала на себя ответственность и на территории европейских провинций Турции, включая архипелаг и материковую часть Греции. Как Нессельроде объяснял на конфиденциальной встрече с послом 27 ноября (9 декабря) 1821 года, Россия должна была ассоциироваться с любыми мирными предложениями в отношении греков на основании договорного права империи защищать единоверцев[320]. Но прежде чем это могло произойти, должны были быть восстановлены дипломатические отношения России с Портой. Другими словами, умиротворение мятежных подданных Порты не могло начаться до того, как лорд Стрэнгфорд убедил бы османское правительство выполнить требования России о возобновлении дипломатических переговоров.В конце декабря 1821 года Австрия, Великобритания и Россия еще не нашли общего пути, который мог бы предотвратить войну между Россией и Османской империей. В личном письме Каподистрии Ливену от 27 ноября (9 декабря 1821 г.), одобренном Александром I, министр иностранных дел решительно заявил, что ни австрийское, ни британское правительства не понимали позицию России в отношении Порты[321]
. Скорее, обе страны интерпретировали дипломатические маневры монарха как попытку узаконить войну, втягивая союзников в поддержку России. С российской точки зрения, месяцы дипломатии противоречили такой интерпретации. В письме Каподистрии речь в первую очередь шла об обязательстве России защищать христианских подданных Османской империи. Прежде чем Россия смогла бы вести переговоры на основании заключенных договоров, Порте нужно было предпринять конкретные шаги для выполнения условий Александра, такое намерение можно было бы продемонстрировать только путем осуществления «принципов гуманности и справедливости по отношению к ее подданным-христианам». Вместо этого Порта проводила политику, несущую смерть и разрушения, политику, направленную против греков в Валахии, Молдавии, Смирне, на Кипре и Крите. Именно преследование христиан турками привело к разрыву российско-турецких отношений. Поэтому император Александр потребовал возврата к условиям марта 1821 года, в том числе соблюдения договорных обязательств по отношению к единоверцам России.