— Илина сказала, что вы веселый и свойский парень… — По ее лицу было видно, что она в этом еще не уверена. — Вам понравилась Илина?
— Очень, — сказал я. — У нее чудные ноги.
— Слишком полные. Вы ничего не понимаете.
— Это вы ничего не понимаете. Я мужчина, мне лучше знать.
— Мужчина мужчине рознь… Вы видели ее Римайера? Тоже, скажете, мужчина?
— Римайер мой приятель, — предупредил я.
— Он хуже грустеца, а Илина дура.
— Давайте на них плюнем, — предложил я.
— Тогда сделайте, чтобы было весело!
<…>
— А вот здесь живет старый Руэн. Каждый вечер у него новая. Устроился так, что они сами к нему ходят. Во время заварушки ему оторвали ногу. Видите, у него света нет? Это они радиолу слушают. А ведь страшный, как смертный грех!
— Страшней Римайера? — спросил я.
— Римайер вообще не мужчина.
— Римайер отличный парень, — сказал я. — Не понимаю только, что с ним случилось. Он же был веселый славный парень.
— Всякое рассказывают, — сказал Вузи. — Только я не сплетница.
По мере того, как я приближался к центру, людей и автомобилей на улицах становилось все больше. Можно было подумать, что все девять тысяч автомобилей, нетерпеливо урча и толкаясь, сбились на перекрестках, и все пять сотен вертолетов, расположившись в четыре горизонта, повисли над крышами. Над улицами медленно крутились вертолеты-регулировщики из прозрачного пластика, лица полицейских были красны и напряжены. Из кафе и закусочных выбегали толпы жующих на ходу мужчин и женщин с измазанными кефиром губами. На больших магистралях народ валил валом, и невозможно было ни остановиться, ни повернуть. Я отдался на волю потока и принялся осматриваться. Было очень жарко и светло, и странно выглядели в веселой мешанине зелени, сверкающих стекол и пестрых ярких одежд брюзгливые лица, мутные глаза, всклокоченные волосы. Все были недовольны и молчаливы, рты открывались только для ругани и ядовитых замечаний. Крепкий неприятный запах винного перегара висел в воздухе. Меня обгоняли, пихали — иной раз довольно чувствительно, несколько раз спрашивали сигарету.