От предъязыка - к языку. Введение в эволюционную лингвистику.

А вот известный учёный и писатель Чарлз Перси Сноу, с которым А.Т. Твардовский был в довольно доверительных отношениях, утверждал другое: «Твардовский не был христианином, не был верующим. Как многие другие эмоциональные натуры, он помнил церковную службу, которую посещал в детстве. У него было точно такое же чувство, какое я сам испытывал в англиканской церкви, и верил он также мало. Если хотите, он испытывал ностальгическую нежность к старой России…» (Там же, с. 525).

А.Т. Твардовский не был воинственным атеистом. Представление о своём народе у него чуть ли не неразрывно срослось с его православием. Сам же поэт всю свою жизнь ощущал себя его органической частицей. Вот почему он не мог быть воинственным атеистом. Вот почему, в частности, он весьма сочувственно отнёсся к старику, который молился. В его рассказе «Весной 1942 года» мы читаем: «Хозяин хатёнки, где мы провели эти трое суток степной вьюги… долго и строго молился на ночь… Когда он улёгся на печке, я осторожно выразил своё недоумение. „Молюсь? — спокойно, но с неохотой отозвался он. — Мало ли… За сынов молюсь — трое уже у меня на войне. За Красную Армию молюсь, дай ей господь здоровья на одоление врага. Так и молюсь, брат. А что?“» (Твардовский, 1978, с. 242).

Если бы бывший диссидент Евгений Витковский прочёл книгу Р.М. Романовой об А.Т. Твардовском целиком, то он мог бы найти в ней эпизод, связанный с посещением больного А.Т. Твардовского 4 июня 1971 г. Фёдором Абрамовым и Гаврилой Троепольским. Первый говорил второму: «Не советую ездить. Нет больше Александра Трифоновича. Понимаешь? Я был у него на даче, посидел, вышел на воздух, а вернуться обратно не смог… И вот с Гаврилой Троепольским мы катим в Пахру… Мы вошли в гостиную… Это не Твардовский. Это какой-то совсем другой человек. Не то живая мумия, не то какой-то восточный монах, иссушённый долгими постами и молитвами… Добрейший Гаврила Николаевич начал деланно-бодрым голосом (а потому особенно фальшивым) говорить, какой он молодец, Александр Трифонович, как хорошо выглядит…, потом спросил конкретно: как же всё-таки со здоровьем-то?

— Христос и подушка, — загадочно, тоном юродивого ответил Александр Трифонович» (Романова, 2006, с. 760–761).

Вот за какие слова А.Т. Твардовского надо было ухватиться Е.В. Витковскому! Но даже и они не сделали бы из их автора «искренне и глубоко верующего». Про бога перед смертью иногда вспоминают даже самые воинственные атеисты. Чтобы легче помирать было.

Наука.

Ведущей чертой А.Т. Твардовского в области науки было стремление к истине. Это стремление позволило ему стать образованнейшим человеком. Он приобщился к постижению истины сначала в Смоленском педагогическом институте (с 1932 г.), а затем — в ИФЛИ — Московском институте истории, философии и литературы (с 1936 г.), который закончил в 1939 г. В этом институте работали в это время выдающиеся филологи — С.И. Соболевский, С.И. Радциг, Д.Н. Ушаков, Г.О. Винокур, Н.К. Гудзий, Д.Д. Благой, Л.И. Тимофеев, Г.Н. Поспелов и др.

По своему базовому образованию он был филологом. Из него мог бы выйти выдающийся литературовед. Об этом свидетельствуют его блестящие статьи об А.С. Пушкине, А.А. Блоке, И.А. Бунине, С.Я. Маршаке и др. Особого внимания заслуживает его статья «Поэзия Михаила Исаковского».

Михаил Васильевич Исаковский (1900–1973) был старше А.Т. Твардовского на десять лет. Но это не помешало им стать близкими друзьями. О характере этой дружбы, между прочим, можно судить по тем обращениям, которые мы находим в многочисленных письмах А.Т. Твардовского к М.В. Исаковскому: Дорогой Михаил Васильевич! Любезный Михайло! Дорогой Мишель! Дорогой Михась! Дядя Миша! Дорогой о. Мисаил! Дорогой Михвасий! Дорогой старик! Дорогой дед! Дорогой Мишенька! Дорогой Мишуня! Дорогой граф! Дорогой, славный друг мой Миша! и др. (Твардовский, 1983, с. 298–356).

Между тем в юности Саша Твардовский видел в М.В. Исаковском не только друга, но и наставника. При этом нужно помнить, что влияние М.В. Исаковского на молодого А.Т. Твардовского не заглушало его собственного голоса. Сергей Фиксин вспоминал о стихах семнадцатилетнего А.Т. Твардовского: «… от некоторых строк и строф повеивало Исаковским… Но наш новый друг вовсе не заимствовал у любимого поэта ни готовых образов, ни тем более его мыслей. Ощутимы были только интонации Исаковского и завидное умение обходиться без украшательства, широко пользоваться самым обычным русским словом» (Воспоминания об А. Твардовском, 1978, с. 18).