От протеста к сопротивлению

Однако если бы всё, что происходит в Бонне, не было бы столь провинциальным, захолустным, мелкотравчатым, кулацки–ограниченным, нагло–самонадеянным и отсталым, не имели бы успеха ни Хахфельд с его коптилкой Амадеуса[103], ни Шпрингер с его семейством изданий «Бильд».

А вот за то, что там, в Бонне, происходит, львиную долю ответственности несет именно этот человек.

Иначе как нагло–самонадеянной нельзя назвать политику Бонна, полагающего, что он может силой поставить на колени великую военную державу, равную по мощи США — и для этого козыряющего самой большой в Европе по численности (после СССР) сухопутной армией, создающего ракетные базы на Эльбе, вооружающего корабли на Балтике ракетами «Поларис», претендующего на ведущую роль в НАТО. Можно подумать, весь западный мир и все нейтральные страны мечтают только об одном: чтобы нашелся фельдфебель из ФРГ, по сигналу которого они должны строиться и выполнять команды. Можно подумать, что при разговоре с Восточным блоком есть только один–единственный аргумент — мощь [западно]германской армии в сочетании с храбростью [западно]германского солдата.

Отсталой является надежда на французские ядерные силы в условиях, когда уже существуют водородные бомбы, способные много раз полностью разрушить планету. Отсталой является надежда укрыться в подвальных бомбоубежищах от атомных бомб: защитить такие бомбоубежища могут разве что от обломков рушащихся зданий, но никак не от теплового поражения и проникающего излучения. Только отсталые люди могут — перед лицом опасности [ядерной] войны, при таком количестве голодающих, бездомных и неграмотных в мире — избирать своей главной целью борьбу с коммунизмом. Только отсталые люди могут заигрывать с испанскими клерикалами Франко и португальскими клерикалами Салазара. Об отсталости свидетельствует и угроза ввести в действие исключительные статьи закона для того, чтобы «обуздать» потенциально непокорную рабочую силу. Об отсталости свидетельствует и стремление держать студентов подальше от вузов[104] — в условиях, когда университетских помещений не хватает, а смены старому составу академической науки и вовсе никакой нет.

Только кулацкой ограниченностью и жадностью можно объяснить решение — при рекордном бюджете этой зажиточной и высокоиндустриальной страны — выдавать детское пособие на второго ребенка лишь после специальной проверки доходов семьи. Кулацкая ограниченность и мелочность — присовокуплять детские пособия к общей сумме доходов семьи при расчете льгот по квартплате. Только кулацкой ограниченностью и скупостью можно объяснить желание ввести долевое участие наемных работников в медицинском страховании и таким образом снизить число выдаваемых больничных листов — за счет и без того отвратительного состояния бюджетного здравоохранения и при наших зашкаливающих показателях ранней инвалидности. Кулацкая жадность, зависть и ограниченность — попрекать бастующих и требующих повышения зарплаты их малолитражками и крошечными домиками. Кулацкое скупердяйство — выделить на помощь жертвам землетрясения в Скопье аж целых 50 тысяч марок ФРГ![105]

О глубоком провинциализме свидетельствует то, что министерские посты — точно так же, как и президентские и канцлерские премии — распределяются строго в соответствии с конфессиональной квотой.

О захолустной мелкотравчатости говорит тот факт, что кандидату на пост канцлера ставят в вину его внебрачное происхождение. О провинциализме свидетельствует «объяснение» оппозиционного духа студенчества стремлением к… дуракавалянию, шутовству и нигилизму.

О затхлой захолустности свидетельствует публичное обвинение оппозиционных литераторов в том, что они создают подпольную «имперскую писательскую палату»[106]. О захолустности свидетельствует и запрет пастору устраивать уличные протесты против решения своего руководства. О провинциальности свидетельствуют и обвинения в адрес профессоров в «оторванности от жизни», как толь–ко те начинают высказываться о политике. О захолустности свидетельствует и дисциплинарное взыскание в адрес депутата бундестага за то, что в его журнале публикуется статья, в которой автор высказывает сомнение в существовании геенны огненной. О захолустности говорит и запрет светского правительства критиковать умершего папу римского. И отказ — на основе «доктрины Гальштейна» — признавать сам факт существования государства с населением 17 миллионов человек, занимающего пятое место в Европе по промышленному производству[107]. И наконец — реакция Бонна на Московский договор о запрете ядерных испытаний: панический испуг перед возможным признанием ГДР.