От рассвета до полудня [повести и рассказы]

В Белоруссии гостит делегация французских женщин. Захотелось этим любопытным гостьям посмотреть, как живут после войны белорусские колхозники. А надо понимать, что лишь год прошел, как кончилась война и села Белоруссии, особенно вокруг Минска, очень пострадали от оккупантов. Показывать разрушенное село, бедный колхоз, разумеется, какой смысл? Было на примете и село богатое (фашисты пулей вылетели из него, даже самой малой амбарушки подпалить не успели), и колхоз в этом селе крепкий. Позвонили: так, мол, и так, примите французских гостей как следует, по-белорусски, покажите и расскажите, как живут колхозники. Еще вчера вечером было вроде бы все в порядке, а сегодня утром француженки вдруг заартачились: не хотим, мол, ехать туда, где все для нас приготовлено, а хотим ехать туда, где о нашем приезде и слыхом не слыхивали. Развернули карту минских окрестностей, ткнули пальчиками и приказали переводчице: везите нас вот сюда. И расселись по машинам. И уехали в колхоз "Новый шлях", где о их пребывании на белорусской земле действительно слыхом не слыхивали.

Теперь мы катим вдогонку за ними.

А француженки тем временем достигли своей цели, остановились и вылезли из машин посреди широкой улицы на лужайке. В деревне было тихо. Все колхозники работали в поле, никто гостей здесь не ждал и не встречал, и Тимофей Сазонович Горбунов правильно, конечно, огорчался и тревожился, что француженки по собственному капризу взяли да и изменили маршрут поездки.

Мы настигли француженок на веселой солнечной лужайке, где они топтались в нерешительности, оглядываясь по сторонам и разглядывая пустынную деревню.

— Ну что же, гостьи дорогие, — сказал Тимофей Сазонович, любезно приподнимая шляпу и приближаясь к француженкам, — заходите в любую хату, будьте как дома, отдохните с дороги, поговорите с колхозниками.

И мы всей компанией ввалились в первую попавшуюся на глаза хату. Это была хата бригадира Михалевича.

— Здравствуйте, хозяйка, — сказал Тимофей Сазонович жене бригадира, — принимайте гостей из Франции. Они очень интересуются нашей колхозной жизнью.

— Пожалуйста, милости просим, сядайте, — ответила бригадирова женка и поклонилась, а потом с достоинством, хотя и ласково поглядела на непрошеных гостей.

Француженки загомонили, стали заглядывать туда-сюда, в одну комнату, в другую. Какая в горке посуда? На чем спят хозяева дома? Это была что-то вроде санитарной инспекции. Но как бы она, эта иностранная комиссия, ни была придирчива, в хате бригадира Михалевича царил идеальный порядок, и француженки хором воскликнули:

— О, у вас, наверное, есть дочь! Так чисто!

Горбунов, сняв шляпу, сидя на лавке, вытирал лоб платком и весело поглядывал то на хозяйку, то на гостей. Как только он представил хозяйке француженок, так и помалкивал, весело, хитровато, по-мужичьи поглядывая на гостей.

Пока француженки сновали по хате, хозяйка стояла, скрестив на груди руки, прислонясь плечом к печке. Печь была так побелена, что слепило в глазах, так она сияла, озаряя своей белизной всю хату, а над шестком полоской синели лютики-цветочки, старательно выведенные не очень-то, видно, умелой, однако чрезвычайно, должно быть, прилежной рукой хозяйки. Чуть улыбнувшись, не спеша, словно разговаривая с соседкой у колодца, хозяйка ответила:

— Верно. Угадали. Учительница моя дочь. — И с этими словами подойдя к окошку, широким, вольным жестом руки показала: — Вон ее школа на горе стоит.

Француженки с жаром заговорили, обращаясь к переводчице, и та, выслушав их, сказала хозяйке:

— Ответьте, пожалуйста, как вы живете сейчас? До войны вы жили лучше?

"Ну-ка, хозяйка, расскажи, не стесняйся", — как бы говорил, подбадривая бригадирову женку, веселый, хитрый взгляд Тимофея Сазоновича. Встретившись со мною глазами, он кивнул: послушай, мол, сейчас она выдаст им по-нашему, по-белорусски, по-народному.

Хозяйка помедлила с ответом. Вышла в сени, принесла, легко, беззвучно поставила на стол большую крынку молока, потом, не торопясь, нарезала, прижимая к груди буханку хлеба, большие, щедрые ломти и, разливая молоко в стаканы, словно забыв о том, что хотели узнать у нее досужие гостьи, сказала:

— Откушайте.

И уж только тогда, когда француженки взялись за хлеб да за стаканы с молоком, проговорила, как бы между прочим, как бы невзначай:

— А насчет жизни, так я думаю, что во Франции тоже до войны лучше жили, — и вопросительно поглядела на гостей.

"Ну, видал дипломата?" — ликовал обращенный ко мне горбуновский взгляд.

Должен сказать, что, кроме нас с Мишей, никто, разумеется, не знал, что на лавке, уперевшись руками в широко расставленные колени, сидит второй секретарь ЦК Белорусской компартии. Ни хозяйка не знала, ни француженки, ни переводчица. Сидит и сидит человек, никому не мешает, дружелюбно поглядывает то на того, то на другого, всем приятельски улыбается. Что за человек? Хороший с виду человек. Ну и пускай сидит себе да улыбается.

— Что, что она сказала? — спрашивали меж тем француженки у переводчицы.

Та, оборачиваясь направо-налево, перевела им слова крестьянки.

Француженки согласно, удовлетворенно закивали: