От рассвета до полудня [повести и рассказы]

— У коров не бывает таких рогов. — Мишка подбежал к осине, о которую чесался лось. — Вот здесь, Андрей, вот здесь, и еще часался, я видел… Вот! — И Мишка торжествующе указал на клок шерсти, зацепившийся за обломанный сучок осины.

Андрей нехотя, словно он делал одолжение, с презрительной гримасой подошел к Мишке, помял в пальцах сизую шерсть и, сказав, что шерсть, конечно, коровья, кинул ее на землю.

— Ты лучше давай собирай валежник, чем выдумывать невесть что.

— Нет, это был лось, — убежденно и гордо сказал Мишка. — Я сам видел.

Они еще немного походили по лесу и потащили валежник к костру.

Все, оказывается, было рядом, шагах в тридцати: и озеро, и машина, и палатка, и Мишкин дед, сидящий возле костра все на том же чурбане, и дядя Леня, озабоченно проверяющий снаряжение своих удочек, и Иванов, который, отвернув лицо от огня, помешивал деревянной ложкой в бадье. Из бадьи широко и густо валил дух кондера.

Мишка не любил ни пшена, ни сала, но Иванов сварганил из них в бадье над костром такую прелесть, какая Мишке никогда бы и во сие не приснилась, какая была даже вкуснее сосисок, самой лучшей его еды.

Они расположились возле костра кто как умел — по-турецки, на коленях, лежа на боку — и никак не могли наесться этой пахнущей дымом прелестной жижи. Мишка даже попросил добавку, и Иванов с поварским изяществом шлепнул в его миску полный черпак еще очень горячего кондера.

Разговор шел о лосе, и все верили Мишке, кроме Андрея, который, нарочно громко и обидно для Мишки смеясь, упрямо твердил, что это была корова.

У Мишки на глазах уже навернулись слезы. Тут Иванов строго спросил у Андрея:

— Ну, а ты видел ту корову?

Андреи растерялся, приуныл и после некоторого замешательства, не так уж громко, по честно, по-комсомольски, признался:

— Не видел.

— Значит, это был лось, Андрей, — миролюбиво сказал дядя Леня.

— И шерсть была, — обрадовался Мишка. — Я видел, как он чесался.

— Ну, ладно, пусть будет лось. Ладно, — обиженно заговорил Андрей. — Ну и что из этого? — Он поднял глаза и вызывающе посмотрел на отца и на Иванова.

И по тому выражению, какое было сейчас на его огорченном лице, все сразу поняли, что Андрей и сам безоговорочно верит в лося, но гордыня его никак не может смириться с тем, что встретиться с лосем довелось не ему, старшекласснику, комсомольцу, а маленькому Мишке, который даже в школу-то еще не ходит.

— Да ты, Андрюха, не горюй, — сказал Мишкин дед.

— Я не горюю, пусть, — загорячился Андрей и презрительно поглядел на Мишку. — Мы еще увидим, кто рыбы больше наловит.

И они стали собираться на рыбную ловлю.

Для Мишкиного деда, конечно, удочку не взяли. Забыли впопыхах. Дед обрадовался и сказал:

— Идите, идите, а я посуду буду мыть. Кто-то и судомойкой должен работать.

— Так нет, — сказал дядя Леня. Он, в свою очередь, тоже очень обрадовался, что Мишкин дед согласился быть судомойкой и не станет, значит, клянчить у него удочку. Для такого опытного рыболова, как дядя Лепя, было бы ужасно остаться лишь с пятью удочками. По его глубочайшему убеждению, с пятью удочками у него ничего бы не получилось. Шесть удочек — это уже другой коленкор. — Так нет, — счастливо и сладко улыбаясь, повторил дядя Леня, — ты тогда заодно и воды приготовь для ухи. Я наловлю.

— Валяй, валяй, — благосклонно сказал дед.

И рыболовы, посоветовавшись, кому ловить с лодки, кому с берега, все четверо в резиновых сапогах, потопали к озеру.

Время уже клонилось к вечеру, тень от леса протянулась чуть не к самой воде, возле берега затолклась беспокойная мошкара, обещая назавтра опять солнце и ясное теплое небо, когда дед, справив свои чернорабочие дела, навестил рыболовов.

Возле каждого из них стояло по банке с водой. В Мишкиной банке ничего не было. Он держал удочку в вытянутых руках и как зачарованный смотрел на неподвижный поплавок. Он был так увлечен этим занятием, что даже не оглянулся, когда к нему подошел дед. Мишка впервые удил рыбу, впервые сам насадил на крючок мотыля, закинул леску, и теперь, уже захваченный рыболовной страстью, терпеливо ждал, что будет дальше.

У Андрея дела шли отлично. Он уже выдернул трех ершей, двух плотвичек и нескольких окуньков.

Дядя Леня священнодействовал. Мишкин дед долго простоял позади него, с восхищением глядя, как он ловит рыбу.

Полюбоваться было на что. Ловил ведь опытный мастер.

Концы всех шести удочек покоились на земле, а сам дядя Леня стоял над ними, лихо подбоченясь. Вот дернулся поплавок удочки № 6. Рыболов мгновенно кидается к ней, сшибая при этом в воду удочки № 5 и № 4.

Бормоча что-то под нос, оставив на произвол судьбы удочку № 6, он поспешает на спасательные работы. Одну из удочек удается поймать рукой, замочив при этом лишь по локоть рукав рубашки, но с другой приходится повозиться. Эта каналья успела отплыть слишком далеко. Дядя Леня умело, как пишут в таких случаях, подгоняет ее к берегу длинным ивовым прутом, который предусмотрительно заготовлен им для подобных спасательных работ.

Но вот все удочки восстановлены в первоначальном положении. Что же там, на шестой?