От рассвета до полудня [повести и рассказы]

На селе опять установилась советская власть, и все пошло по-старому, по-колхозному. Не было только электричества в хатах и вообще по селу. Так и шло и месяц, и два, покуда не прослышали, что началось восстановление ГЭС, что из Узбекистана везут кабель, из Армении целый эшелон розового туфа для отделки машинного корпуса и со всех концов Союза на стройку съезжается масса всякого люда. Говорили и другое, что, мол, плотина так разрушена, что восстановить ее все равно невозможно, напрасные старания, что инженеры предлагают лучше забросить ту ГЭС и строить другую, совсем даже в ином месте. А эшелоны с туфом и кабелем уже возвращены обратно за ненадобностью.

Слухов было всяких пропасть, а света на селе не было, и это очень беспокоило Гапусю. Починят или не починят ТЭС? Где б толком про то узнать? Может, у самого колхозного головы?

— Что я хочу спытать у вас про ГЭС, — сказала Гапуся колхозному голове, заявившись как-то в правление. — Чи восстановят ее, чи нет? Что в правлении слышно про то?

В кабинете колхозного головы, одноногого дядьки Ефима, недавно возвратившегося с войны, сидел в это время какой-то чужой, нисколечко не знакомый Гапусе гражданин. Они с головой колхоза многозначительно переглянулись, и гражданин спросил:

— Тебе зачем про то знать?

— Так света ж нема, — ответила Гапуся.

— То верно, — сказал голова, — свету нема, и нам без него Как без рук.

— А ты, может статься, сама поедешь на ГЭС? — спросил незнакомый гражданин.

— А что вы думаете? — спросила Гапуся. — Возьму и свободно поеду, с радостью. Только вот же дядька Ефим как раз меня и не пустит.

— На такое всенародное дело отпущу, — сказал голова. — Перечить не стану. Вот этот товарищ специально к нам и приехал для набора рабочей силы. Поезжай на здоровье.

И Гапуся тут же, не отлагая дела, заключила с вербовщиком контракт, получила подъемные, а явившись домой, еще с порога самым категорическим, не терпящим возражений голосом сказала:

— Мама! Скоро у нас будет электричество, не волнуйтесь понапрасну, колхозный голова сейчас мне все как есть разъяснил популярным языком. И еще, мама, собирайте меня в дорогу. Что там у вас есть — сала, хлеба, яичек печеных, бо я еду строить ГЭС. Мама! — вскрикнула она, видя, что мать по давно уж, может, еще прабабками заведенному здесь обычаю, начинает подбочениваться, чтобы высказать некоторые свои соображения насчет поездки дочки на стройку ГЭС. — Мама! Я еду, и никакого разговора на эту тему не может быть.

Маты ридна! Ее назначили бригадиром!

— Да что вы! Да ну вас! — взмахнула она руками. — Какая из меня бригадирша!

— Комсомолка?

— Так что из того?

— Была бригадиршей в колхозе?

— Так что из того? То колхоз, а тут не знаешь, за что взяться.

— За что взяться — укажут, как взяться — научат. Принимай бригаду, сейчас поведем вас в общежитие. — И с этими словами вербовщик, вздев на нос очки, принялся выкликать, глядя в список: — Евдокия Овчаренко! Анастасия Ужвий! Евдокия Огольцова! Мария Прошина! Александра Пустовойтенко! Людмила Белослюдова! Анна Зайцева! — И, прокричав эти фамилии, прокашлявшись, спрятав очки в карман солдатской гимнастерки с тремя золотыми ленточками за тяжелые ранения, сказал Гапусе: — Вот гляди, какую я тебе бригаду подобрал. Орлы. С такими орлами целые города можно захватывать, гарнизоны разоружать. Поняла? Теперь пошли скоренько в общежитие, я вас представлю комендантше, сегодня весь день вам на устройство, а завтра с утра на работу.

Они дошли до барака, где им дали комнату на восемь коек, со столом, табуретками, марлевыми занавесками на окошках, постельное белье, тюфяки и подушки, а пока девушки устраивались, мыли пол, протирали оконные стекла, стелили постели, Гапуся сходила с вербовщиком к прорабу на стройку и все там узнала: где работать и что делать.

Работать предстояло даже не на самой плотине, на шлюзах или на канале, а в городе, где отстраивались многоэтажные жилые дома. Только и славы выходило, что эти дома принадлежали ГЭСстрою. Дела для бригады были подобраны самые что ни есть черновые: таскать кирпичи, доски, мешать цемент с песком, гасить известь и так далее.

Это очень опечалило Гапусю Синепупенко.

— А что я у вас хочу спытать, — кротко молвила она прорабу. — Вы будете коммунист или беспартийный?

— Я член партии, девушка, с тысяча девятьсот тридцатого года. Ты еще под стол пешком ходила, когда я в партию нашу вступал. Поняла?

— Это я поняла даже очень хорошо, — ответила Гапуся. — Только вы-то что ж так плохо понимаете?

Прораб был худ и костляв до того, что глаза б на него не глядели. А такая жуткая худоба была у него от туберкулеза. Лечился он от этой болезни давно, но на поправку дело никак не шло, особенно за военные годы, когда было и не до лекарств, не до диеты.

Вопрос синеглазой жизнерадостной девушки удивил и озадачил его.

— Что такое?

— Так вы ж плохо понимаете, что мы вовсе не за тем сюда ехали, чтоб дома чинить. Мы на ГЭС ехали!