От рассвета до полудня [повести и рассказы]

Но поскольку Гапуся не была исключением среди девушек, стало быть, и она не умела долго хранить в себе какую бы то ни было тайну. Тайны обычно изводили Гапусю, не давали ей ни сна, ни покоя. В такие моменты ее всегда выручало одно очень верное, давно испытанное средство: поскорее поделиться с другими своей тайной, раздать ее, коварную, тому, другому, третьему и успокоиться.

Нечто подобное произошло и теперь. Бедная Гапуся крепилась-крепилась, сдерживала-сдерживала в себе сокровенное, но, видя, как весело, дружно работают ее девчата, чувствуя, что тайна прет из нее и вот-вот все равно рванется наружу, поняв, что не в силах сладить с ней, чертовкой, разогнула однажды спину и крикнула, уперевши руки в бока:

— А что я скажу вам сейчас, девчата! Только чтоб до времени не разглашать! Слушайте: нас скоренько заберут в такое место, какое никому и не снилось. И все это нам устроит один знакомый человек да одна знакомая мне дивчина. А заберут нас, если хотите знать, на строительство мехзавода при самой плотине. Теперь давай, давай, чтоб не зря нам такая выпала честь, а как стахановкам! По праву чтоб!

И, взяв в одну руку мастерок, в другую кирпич, кинула раствор, шлепнула, придавила кирпичом, подхватила мастерком раствор, выдавленный из паза. А там еще кирпич пошел! Давай пошевеливайся знай!

Служебные перемещения

Темпы восстановления ГЭС, ее плотины, тугим луком изогнувшейся поперек речного русла, канала и шести шлюзов, гигантскими ступенями спускавшихся вдоль левого берега обочь плотины, мимо разрушенного фашистами города, городских промышленных предприятий, — темпы этих восстановительных работ с каждым днем возрастали. Теперь на освобожденном от оккупантов юге страны с каждым часом увеличивалась острейшая необходимость в электротоке. Вставали из развалин металлургические заводы, шахты, совхозы. Электроголод нарастал. Совет Народных Комиссаров, Государственный Комитет Обороны пристально следили за ходом восстановительных работ на ГЭС, и такая огромная нужда была в скорейшем вводе в строй хотя бы двух-трех ее агрегатов, что ГКО пошел даже на крайние меры: снял с фронта две саперные бригады и бросил их на восстановление гидростанции.

С прибытием этих бригад дело пошло еще энергичнее и живее. Определился основной, главный участок восстановительных работ — левый берег. В связи с этим произошли служебные перемещения. Для укрепления руководства строительством левой части плотины, привыкающих к ней шлюзов, канала и городских жилых кварталов начальником левобережья был назначен Ев-ген Кузьмич Поливода.

Он уже приготовился сдавать дела и в ожидании преемника выгребал из ящиков письменного стола старые, давно уже не нужные, потерявшие всякое значение и важность бумаги, справки, выкладки и расчеты.

За этим занятием и застала его Вика Лядова.

— Евген Кузьмич, здравствуйте, — сказала она. — У меня к вам большая просьба, и я думаю, что вы поддержите ее.

Евген Кузьмич, выпрямившись и шумно дыша, вопросительно поглядел на Вику.

— На строительстве жилого дома работает комсомольско-молодежная бригада. Очень замечательная бригада. Просто чудесные девчата, и работают на "отлично", — одним духом выпалила Вика. — Но согласитесь, Евген Кузьмич, — продолжала она, — если люди приехали в патриотическом порыве восстанавливать ГЭС, а их отправили строить жилые дома, они, конечно, вправе возмутиться, потребовать справедливости. Правда же?

— Правда же, — сказал Евген Кузьмич.

— Им обещали, но это обещание до сих пор не выполнено. Агриппина Синепупенко…

— Кто это такая, Синепупенко?

— Это бригадир той самой комсомольско-молодежной.

— А чего же ты хочешь от меня?

— Согласитесь, Евген Кузьмич, они нам будут как раз кстати.

— Синепупенко?

— Да.

— Очень хорошо. Но ты знаешь, что меня здесь уже нема?

— Как так нема?

— А так, — Евген Кузьмич отдышался. Он вновь был полон доброго снисходительного юмора. — Вот тут теперь один только стол, — он пошлепал ладонью по крышке стола. — А меня уже нема. Перебросили меня.

— Куда? — вскричала Вика.

— А туда, — Евген Кузьмич до того неопределенно взмахнул рукой, что этот жест его мог означать и направо, и налево, и за спину, и даже в небо. — Туда, — повторил он добродушно, — на левый берег.

— Уходите, — огорченно проговорила Вика. — А я так привыкла к вам.

— И я привык к тебе. Но что же делать? А не ты ли сама говоришь, что надо работать там, где всего нужнее, куда бы тебя ни послали, хоть к черту на рога?

— Так.

— О! Видишь?! А твой Сковорода молодец, — переменил он разговор. — Где ты только таких орлов выкапываешь?

— Я вижу человека сразу. Вот и Гапуся Синепупенко…

— Синенупенко, Синепупенко, — в задумчивости, нараспев проговорил Евген Кузьмич. — Все, Виктория, уже тут не хозяин, тут меня уже нема, и я теперь вроде человека-невидимки. Вот зараз придет новый директор, ты его и атакуй. Заходи в гости, будь ласка. И на новую работу, и домой. Жена уже спрашивала про тебя не раз и не два.

— До свидания, — печально сказала Вика. — Я пойду.