От рассвета до полудня [повести и рассказы]

— Но пусть там старики работают! А таких девушек надо ставить на основные работы. Неужели вы не понимаете, товарищ Поливода?

— Я все понимаю. Но запутала мне голову эта Синепупенко, будь она неладна. Что ж нам теперь с нею делать?

— Немедленно ставить на плотину.

Евген Кузьмич побарабанил по столу пальцами, вновь напевая:

— Синепупенко, Синепупенко, на заводе теперь… — и тут, шлепнув по столу всей пятерней, решительно сказал: — А их сюда пряником не заманишь.

— Неправда, — энергично возразила Вика.

— Правда. Ты послушай меня: свежий воздух, благоуханье природы, хорошее, не как у нас в столовке, я думаю, питание. Нет, — решительно заключил он, — не поедут ни за какие гроши.

— Поедут, Евген Кузьмич. Такие на крыльях полетят.

— Ты так думаешь? — недоверчиво поглядев на нее, спросил Евген Кузьмич, а помолчав, опять побарабанив в задумчивости пальцами по столу, заключил: — А может, ты права? Чем черт не шутит. Если вернутся, поставлю на бетонировку своего сорок шестого бычка. Справятся?

— Справятся, — подтвердила Вика.

— Только, думаю, они уже не вернутся все равно с той природы. А знаешь ли ты, какой это бычок? — вдруг оживившись, спросил Евген Кузьмич. — Это исторический бычок. Я сам строил его. Вот приедет с войны твой отец, не даст мне соврать, подтвердит. Сам и блок под бетонировку готовил, и с бадьями дай бог как орудовал. Езжай!

И Вика, не теряя зря времени, поехала в подсобное хозяйство и прибыла туда как раз в обеденный перерыв, когда девушки отдыхали в тени того самого коровника, который они обмазывали саманной жижей.

Она подошла к девчатам с радостной улыбкой, поздоровалась как можно сердечнее, а они в ответ ни гугу. Она сделала вид, что не замечает недружелюбия, с которым ее приняли, и спросила, как им тут живется-можется. А в ответ гробовое молчание. Потом одна, маленькая, худенькая и дерзкая, спросила у Гапуси, как бы между прочим стрельнув глазами в сторону Вики:

— Эта, что ли, обманщица?

— Она, — сказала Гапуся. — Как есть она.

— Вам тут так плохо, девчата? — огорченно спросила Вика.

И тогда Гапуся встала, подбоченилась для порядка, грозно сверкнула прекрасными очами и начала речь.

— На черта вы нас загнали сюда! — кричала она, подступая к Вике. — Или мы больше ни на что не способные? Или мы хуже других? Или над нами можно измываться? Такую насмешку сотворили — курятники мазать послали! Где же та справедливость? Или ее уже совсем нема?

— Брось, Гапуся, — лениво сказала одна из девчат, перегрызая травинку и сплевывая. — Нашла перед кем бисер метать. Побереги здоровье.

— Девчата, — прижимая ладони к груди, проговорила Вика.

— Слушать тебя не хотим, Очки втирать приехала, лекцию, мораль читать? — кричала Гапуся.

— Да выслушайте меня! — тоже закричала Вика, и они таким образом стали орать почем зря в два голоса.

— Я приехала, — кричала Вика, — сказать вам, что произошло недоразумение, начальник левого берега Евген Кузьмич Поливода извиняется и просит…

— Не морочь нам головы! — кричала в это время Гапуся. — Хорошенькое дело! Мало того, что выгнали даже из города, не то что с плотины, так они еще всякие насмешки строят, измываются как хотят! Еще извиняться вздумали!

— Девочки, вы не так меня понимаете!..

Гапуся начала было прислушиваться к ее словам, но тут на помощь бригадирше поднялись все девчата, и столько получилось крику, что его с достатком хватило бы на доброе профсоюзное собрание, если бы, конечно, каждая соблюдала порядок, выступала по очереди и с разрешения председателя. Но тут в уши растерявшейся Вики кричали все скопом кому что вздумается, лица у всех были раскрасневшиеся и такие злые, недобрые, что Вика вдруг заплакала горькими горючими слезами и, гордо подняв голову, ничего не видя перед собою от слез, пошла прочь. Только тогда девчата смолкли и очень довольные, что наконец-то высказали накопившуюся в них боль и обиду до конца, принялись вновь сноровисто и весело мазать саманом стены коровника.

Сорок шестой бычок

— А я что тебе говорил?! — восхищенно вскричал Евген Кузьмич Поливода, выслушав Вику. — Я ж тебе то и говорил, что их теперь никакими силами не вытянешь из такого райского места. Я ж тебе то и говорил, Виктория, за каким чертом сдалась им наша плотина, когда кругом степь и благодать, какой придумать невозможно. Воздух и так далее. А здесь дым, пыль, смрад. Крестьянская психология, никуда не денешься. Патриотизм одно, а психология все-таки берет верх. Вот как бывает. А я-то хотел было их на сорок шестой бычок, — сокрушенно покачал он головой. — Место приготовил.

Евген Кузьмич задумался. Даже про гневную, ожесточенную Вику, стоявшую возле стола в позе очень вызывающе воинственной, позабыл на какие то мгновенья.

Сорок шестой бычок…