От рассвета до полудня [повести и рассказы]

Поддал только приглядываться, а Гапуся сразу распорядилась совсем иначе. "Зачем стоять да глазеть, — подумала она, — лучше все перенять в работе", — и расставила своих девчат рядом с ковшовцами и на укладку, и на транспортировку, и на бадьи, так что бригада Ковшовой сразу увеличилась вдвое и дни что простаивала: бетонный завод не успевал подавать бетон, плотники ладить опалубку, арматурщики вязать проволоку. И были тогда установлены ковшовцами с помощью Гапусиных девчат рекордные цифры укладки бетона за смену — по двести пятьдесят кубометров. А если б не простои, эта цифра, наверное, была бы умопомрачительной.

А две недели спустя Алеша Клебанов, просматривая ежедневную сводку работ, задержал свое внимание на незнакомой ему фамилии Синепупенко и удивленно сказал, обращаясь к сидевшей тогда в его кабинете комсоргу левого берега:

— Ого! Синепупенко сто семьдесят кубов за смену. Это что за бригада?

— Это Гапуся Синепупенко. Очень талантливая девушка. Недавно переведена Ёвгеном Кузьмичом по личной ее просьбе с подсобного хозяйства. — И как бы между прочим добавила: — Я хочу организовать ее соревнование с Ковшовой.

— С Ковшовой трудно соревноваться.

— У Гапуси свой метод. Евген Кузьмич одобрил.

Евген Кузьмич одобрил. Евгену Кузьмичу так и не удалось осуществить свою идею и самому обучить Гапусю Синепупенко кладке бетона. Он постоял, посмотрел, как она после учебы у Ковшовой распоряжается подругами, и решил не мешать. Умело, понял он, распоряжается.

— Расскажи, что за метод, — попросил Алеша.

— У Ковшовой каждый день новые разнарядки, все на разных работах. Сегодня открывают бадьи, завтра кладут бетон, послезавтра транспортируют, а Синепупенко додумалась закрепить за девчатами постоянные участки. Как встала, предположим, на укладку, так каждый день на укладке. Она этот метод перехватила у кого-то на строительстве жилмассива. И вот результат — сто семьдесят кубов.

— Это же как в артиллерийском расчете! — сказал Алеша, знавший толк во взаимодействиях артиллерийских батарейцев, будь то хоть при орудиях большого калибра, хоть у противотанковых сорокапяток.

— Алеша, — вкрадчиво, как бы между прочим, спросила меж тем Вика. — Ты давно не был в театре?

Она уже в какой раз спрашивала его при случае об этом. А он никак не мог догадаться почему.

— Давно, — с простецкой откровенностью признался Алеша.

Вика даже зажмурилась в предчувствии чего-то необычайного, что вот-вот должно было бы случиться между ними. Вдруг Алеша возьмет и воскликнет: "Вика! Помоги мне восполнить этот пробел в моей жизни! Пойдем сегодня же вместе в театр! Не откажи мне в этой маленькой просьбе!" Что ему стоит? Ах, с каким бы удовольствием она приняла такое предложение! Конечно, не показала бы и виду, будто так уж она и довольна, но…

— Закрутился, — продолжал свои добропорядочные раскаяния Алеша Клебанов. — Наверно, я такой уж неорганизованный человек и никак не могу распорядиться своим временем, чтобы хватило его на все. Не успеешь оглянуться, а день кончился, а надо еще читать, готовиться, и спать хочется как сурку. Поверишь ли, иногда за ночь раза два голову под холодную воду сую, и ничего не помогает. Напасть какая-то, да и только.

— А на днях к нам приезжает Московский театр оперетты, — огорченно молвила Вика. — Афиши уже расклеены по городу.

— Ладно, они как-нибудь и на этот раз без меня обойдутся, — вздохнул Алеша. — А вообще, конечно, надо дисциплинировать себя. Но ты мне лучше про Синепупенко расскажи: кто она, откуда?

— Да почти местная, из села километрах в ста отсюда вниз по реке. Была в оккупации, натерпелась всего.

— А другие девчата откуда?

— Из самых различных мест. Одна даже из Сибири приехала, — упавшим голосом, разочарованно говорила Вика.

В это время бригада Агриппины Синепупенко, закончив смену, отдыхала в общежитии. Кто пил чай, кто взялся за вышивание, у кого нашлась постирушка, а Дуся Огольцова, сидя за столом, читала ужас как потрепанную книжку под названием "Дамское счастье" Эмиля Золя. Это было великолепно. "Экипаж катил и катил. На Венсенский вокзал прибыли как раз к поезду. За все платил Бодю, но Дениза объявила…"

— Когда мы все говорим, никто не читает, — повелительно сказала Гапуся и, подойдя к столу, захлопнула книгу, не дав Дусе, таким образом, узнать, что же объявила Дениза.

Оказывается, книга была захлопнута, потому что все, занимаясь своим делом, к тому же еще говорили. Кроме Дуси, разумеется. В комнате, заполненной койками, длинным столом посередке, табуретками и тумбочками, как все равно в больнице, искусно поддерживался несмолкаемый гомон, поскольку, случалось, говорили по две сразу, а изредка даже все вместе хором.

Разговор шел о соревновании с бригадой Лены Ковшовой.