От самого темного сердца

Из проекта «Пересматривая улики»

С 1981-го по 1983 год по Северному Лондону прокатилась волна однотипных убийств. Кроме восьмилетней девочки, все жертвы были похожи внешне: стройные миниатюрные брюнетки с темными вьющимися волосами до плеч. Их обнаруживали на мусорных свалках, в кустах, прудах и канавах. Однако в полиции полагают, что жертв намного больше и их тела еще не найдены.

Какими бы страшными ни были преступления, долгое время их затмевала личность убийцы, его харизма и приятная внешность, а также противоречивые показания свидетелей и упорное нежелание Мэтти Мелгрена признать свою вину.

Центральной уликой, на которой основывалось следствие, были отпечатки босых ног на местах преступлений. По отпечаткам ног можно выяснить некоторые особенности человека – например, форму стопы и даже походку.

Исследования в этой области свидетельствуют о том, что форма отпечатка индивидуальна, пусть и не настолько, как отпечатки пальцев или ДНК*; тем не менее применимость следов ног в качестве весомых доказательств остается спорной.

Более того, в 1999 году по результатам нового исследования ученые пришли к выводу о том, что, несмотря на широкое применение таких доказательств в уголовных делах, улики в виде отпечатков ног не являются безусловным подтверждением, и к ним нужно относиться с осторожностью.

^____________

* Анализа ДНК в суде над Мелгреном не проводилось. Такие исследования полиция впервые начала применять для расследования преступлений только в 1986 году.

Глава 57

Суд над Мэтти продолжался два месяца. Еще две недели ушло на совещание присяжных.

– Хороший знак, – заключила мама. – Понятно, что они не могут определиться.

Он продолжал звонить почти ежедневно.

– Мы с ним говорим, и это дает нам силы, – сказала мама. – И в то же время отнимает их.

Волосы и кожа у нее потускнели. Большие глаза воспалились и покраснели.

– Дает силы на что? – спросила я и не получила ответа.

Когда зазвонил телефон, я собиралась в школу. Стояла ранняя весна, такая холодрыга! Учитель литературы назвал эту пору «мартовскими идами»[35]. В классе мы изучали трагедию Шекспира «Юлий Цезарь». Я читала за Брута.

Звонок раздался в семь пятнадцать утра. Мы с мамой переглянулись. В такую рань нам еще ни разу не звонили.

Она подняла трубку трясущимися руками. Нервничала. Впрочем, дело было не только в этом. Мама постоянно «снимала напряжение». При мне по утрам не пила, хотя, подозреваю, едва дожидалась моего ухода в школу, чтобы принять первую за день таблетку.

Она прислонилась к стене, накручивая на палец телефонный провод. Я напряженно наблюдала за ней, чувствуя, с каким усилием пульсирует моя сонная артерия.

– Сегодня? – прошептала мама едва слышно. – Вы уверены?

Она рассеянно перевела взгляд на бутылку джина «Гордонс». Что говорили на другом конце линии, я не разобрала.

– Хорошо, – сказала мама. – Ясно. – И добавила: – Я не могу ее заставить.

– Что? – спросила я одними губами, догадавшись, что речь обо мне.

– Мистер Харт говорит, что сегодня вынесут вердикт. Мэтти очень хочет, чтобы мы пришли. Вдвоем.

– Нет, – меня всю трясло, как висельника. – Не пойду.

– Для него это очень важно, дорогая.

– Нет, – повторила я громче, почти перейдя на крик.

В суд я все же пошла. Добровольная расплата. Явка с повинной.

* * *

В зале суда воздух сухой, как песок. Давит, не дает дышать. Головная боль отдает в левый глаз. Поясницу ломит.

Мы с мамой сели на балконе в первом ряду. Я ощущала, что на меня смотрят, слышала, как шепчут мое имя. И тем не менее чувствовала себя невидимкой, призраком. Меня словно там и не было.