На Толю смотрели две пары круглых, черных и люто ненавидящих человечество глаз. Глаза. смотрели в упор, как на приговоренного к смертной казни. Всё, милок! Отпрыгался! Ярко-желтая густая шерсть ходила волнами, как хлебная нива в конце лета. Может быть, это у них сигнал к началу боевых действий, к которым Толя был совершенно не готов. Лапы были крепко расставлены, как Триумфальная арка в Париже. Вот сейчас они подогнутся в суставах для стремительного броска вперед, после которого шансов у жертвы не остается. Выход один — мучительная смерть, правда, моментальная.
Два исчадия ада были размером с Толины кулаки. Но против них его кулаки были бессильны. Это тебе не в уличной драке морды бить или свою подставлять под кулаки.
Это были тарантулы. Толя вспомнил, что когда-то видел их изображения на картинке. И страшную подпись, что укус их смертелен. Поэтому жители степей и пустынь боятся их не меньше, чем ядовитых змей.
Теперь увиденная в детстве картинка явно возникла перед ним, ожила, шевелится в нескольких шагах от него.
Вспомнил рассказы о том, как они кусали геологов и красноармейцев, которые боролись с басмачами. Басмачей они почему-то не трогали. Наверно, чувствовали в них родственные души. А вот наших людей отправляли прямым ходом на тот свет. Может быть, басмачи их специально использовали как бактериологическое оружие против борцов за социализм? Прыжок — укус — недолгие конвульсии — труп. И уже зырят, кого еще пустить в расход. На ком сэкономить.
Такая перспектива Толю не устраивала. Он попятился задом вниз, не сводя глаз с тарантулов. Они внимательно следили за ним. Что-то прикидывали. Начинать ли им атаку? Пока не двигались. Повернуться к ним спиной не решался. И тихонько по ступенькам вниз. Когда оставалось несколько ступенек до первого этажа, один из них пошевелился, несколько передвинулся вперед. Тут же к нему присоединился второй. Поняли, что добыча уходит. Он тоже не стал испытывать судьбу. Резко развернулся и бегом вниз.
Тарантулы смотрели теперь на него свысока. Он побежал.
— Там тарантулы! — прокричал он гардеробщице. — Целых два! Вот такие! Сидят гады!
Она оторвала глаза от книжки, пристально посмотрела на него, но ничего не сказала. В ее взгляде он мог бы прочитать неприязнь, насмешку. Но ему было не до этого. Подумала: «Вот еще одна напрасно погубленная молодость! Какая пошла молодежь! Всё вино! Оно проклятое! И кто его выдумал на наши головы! А сейчас вообще со школы уже пьют»
Когда Толя опаздывал, он тихонько приоткрывал дверь и замирал на пороге, шепнув тихо «здрасьть» и стоял, ожидая государевой милости — разрешения пройти не место. Были преподаватели, которые терпеть не могли опозданий. Сейчас как раз был такой случай.
Но на этот раз он забыл про этикет. Не приоткрыл двери, а открыл и ворвался, хлопнув ими.
Поздоровался. Но громко. Даже Шарапов вздрогнул на последней парте и зашевелил губами.
— Там тарантулы! — выдохнул Толя. — Вот такие! Я убежал от них. Они за мной уже хотели…
Все смотрели на него.
— На лестничной площадке! Вот такие! И глазами так и лупают. Шерсть шевелится. Жуть!
— Молодой человек! Вы нам мешаете!
Декан смотрел строго. После такого его взгляда обычно студенты превращались в соляные столбы.
На лекции освещался вопрос о первой русской революции, которая не имела никакого отношения к тарантулам. Если, конечно, не подразумевать под ними царских сатрапов. Студенты ухмылялись.
— Дам хороший совет. Надо всегда закусывать, когда выпиваете, — сказал декан. — Тогда вы не увидите ни тарантулов, ни беленьких пушистых зайчиков, которые водят вокруг вас хороводы. Но вернемся к нашим овцам.
Наверно, под «овцами» он имел в виду пламенных революционеров. Сравнение очень неудачное.
Толя не понимал, ка они могут спокойно слушать про декабрьское вооруженное восстание, когда по универу расползлись тарантулы, несущие смерть и тоску живым существам? Профессор, кандидат исторических наук, декан гуманитарного факультета никак не может понять, какая смертельная опасность нависла над его подопечными? Расхаживает туда-сюда и монотонным голосом бубонит, как будто ничего не происходит.
Толе представилось, как двери распахнулись и скопища тарантулов вваливаются в аудиторию. Они набрасываются на несчастных студентов. Кто-то застыл в ступоре, кто-то пытается распахнуть окно, чтобы выпрыгнуть наружу. Уж лучше переломать руки-ноги.
Нет! Никому не уйти! Никто не дождется пощады от беспощадных монстров, которым чуждо всякое сострадание. Что, уважаемый Иван Афанасьевич, не верите? Полюбуйтесь на поле битвы, достойное кисти художника-баталиста Верещагина! Кругом хладные трупы!