Читаем От сессии до сессии полностью

В-третьих, что больше всего и привлекало критический ум Валеры, в истории, как нигде, больше всего темных пятен. Даже то, о чем написаны горы книг, вызывает сомнение. Появлялись новые факты и уже известные события выглядели иначе. Всё в истории неустойчиво и зыбко, как болотная зыбь, которая кажется твердым зеленым ковром, но ступил и провалился. Здесь постоянные заинтересованные участники и свидетели, которые стремились к тому, чтобы событие выглядело именно так, как им хотелось. И они пускались во все тяжкие, переписывая под себя исторический факт.

Ни одному источнику нельзя полностью доверять. Каждую строку в нем нужно подвергать сомнению.

Постоянно нужно искать новые свидетельства, которые бы подтверждали описанный факт или опровергали его, или вносили новые оттенки, и картинка становилась бы более многокрасочной.

Валера запоем читал исторические романы, научно-популярные книги, школьные и вузовские учебники. Серия «ЖЗЛ» была его любимой. Когда на уроке начинали изучать очередную тему, Валера уже успевал прочитать кучу книг об этом периоде или событии. И поэтому изложение в учебники или учителя представлялось ему крайне куцым. Порой это событие в его глазах выглядело не совсем так, как оно было изложено в учебнике. Краткость — не всегда сестра таланта, особенно, когда речь идет об эпохальных событиях.

Учителю истории только бы радоваться и молиться на такого ученика. Такие, как Валера, крайняя редкость.

Валера участвовал и побеждал на всех конкурсах, викторинах и олимпиадах по истории. Грамотами, вместо обоев, можно было заклеить целую стену в его комнате. Учителя его называли «наш Ключевский». Лучше было не спрашивать его на уроках, потому что ему и урока не хватило бы, чтобы рассказать по этой теме. Но Валера и не стремился к этому. Он понимал, что он не один в классе, что учебный процесс — это прежде всего коллективный процесс, что учитель может заочно выставить ему отличные оценки вперед за год, даже не спрашивая его. Выскочкой Валера не был.

В общем вел себя довольно скромно, но и в обиду никогда не давал. Как пишется в характеристиках, «среди одноклассников пользуется уважением». Он не кичился знаниями, никогда не перебивал учителя и не делал ему замечания, когда тот допускал ляпы и откровенные ошибки, от которых Валеру коробила, как дирижера, который в слаженном оркестре инструментов вдруг услышит фальшивую ноту. Валера морщился, вздыхал, опускал голову. Ему было неловко поглядеть в глаза учителю.

Не мог же он всё это держать в себе? Поэтому для учителя истории он всегда был головной болью, занозой, раздражителем, фактором, который опрокидывал привычную картину мира, не соглашался с тем, что уже стало шаблоном, чуть ли не священным местом, тем, что называют в математике аксиомой, а в философии абсолютной истиной.

Когда звенел звонок с урока, и Валера направлялся к учительскому столу, сердце учителя сжималось, ему хотелось быстрей всё схватить, затолкать и выскочить из класса еще до того, как приблизится Валера. Но ни разу не получалось такое. Валера подходил, поднимал голову и глядел ему в глаза. учитель обреченно косился в угол, боясь встретить взгляд ученика.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее