От сессии до сессии

На барахолках, книготочках ротапринтные распечатки «Архипелага ГУЛАГа» расходились влёт. Печатались они на плохой серой тонкой бумаги. Такая годилась на самокрутки. Говорили, что находились такие подвижники, которые переписывали от руки многосотстраничные солженицынские опусы. С воспаленными от бессонницы глазами они, как сомнамбулы, отправлялись на работу. Писатель должен быть благодарен советской власти, которая сделала его знаменитым в Советском Союзе. Еще никого и никогда так не рекламировали, ни о ком ни написали столько пропагандистских брошюр. Он, неблагодарный, крыл эту власть на все корки. Ну, и что можно сказать о духовно-нравственном облике этого человека? Делай после этого людям добро! Бывают же такие твари неблагодарные! Хоть бы сквозь зубы «спасибо» буркнул.

Уже в эпоху так называемой гласности и перестройки ее трубадуры на всех углах будут дудеть о свирепости КГБ, которое \хватало чуть ли не всех подряд, зверски пытало в мрачных казематах, отправляло в мордовские лагеря тех, кто потом станет светилами мировой художественной литературы. Книжные прилавки заполонила диссидентская литература. Обалдевший от пропаганды народ бросился скупать ее, но вскоре разочаровался. Какой-нибудь Кочетков или Павло Загребельный по сравнению с ними выглядел титаном художественного слова. Но в те времена самиздат, которым торговали даже в общественных туалетах, шел по бешенной цене. Скупали писателей-невозвращенцв, извращенцев, типа Захер-Мазоха, «Кама-сутру», пособия по ушу. Некоторые предприимчивые молодые люди сами бросились сочинять всякий бред, выдавая всё это за диссидентскую литературу. На всех углах обсуждали прочитанное. Но почему-то никого не хватали под белы ручки, не заталкивали в «воронки» и не везли в подземные казематы и пыточные камеры. Рядовые обыватели, по крайней мере, этого не замечали. А прочитав десяток — другой страниц «Архипелага ГУЛАГа», советский человек с тоской смотрел на увесистый том и с тоской подсчитывал, сколько бы вышло пива. Получалось очень много. Даже с ершом. Даже если приглашать друзей на халяву.

После этого наш советский гражданин не возвращался к творчеству гиганта русской литературы. Чего стоили только авторские неологизмы, толстовские периоды на несколько страниц, имена героев, которые никогда не услышишь в жизни, эти бесконечные всхлипы и филиппики в адрес сатанинской власти, которая почему-то ему обывателю была по барабану.

Пропадала всяческая охота после этого читать заполонившие все книжные магазины опусы многочисленных эмигрантов; солженицыных, аксеновых, владимовых и проча, и прочая, м прочая, которые даже до пояса не доросли тех писателей, что никуда не уезжали: Распутину, Абрамову, Белову, Шукшину. Но в расфуфыренной среде советским читателям представляли их мелкими шелкоперами, которым куда уж до олимпийских вершин диссидентов.

Одной — двух передач на «вражеских голосах», где читали Солженицына, было вполне достаточно, чтобы отбить всякую охоту к дальнейшему прослушиванию. Тексты великого правдолюбца действовали как зубная боль.

Профессор Знаменский у Булгакова говорил: «Советская власть хорошая, но глупая». Это как раз был тот самый случай, когда власти делали всё возможное, чтобы навредить себе. Сделать из писателя средней руки звезду мирового масштаба, разбудить интерес у миллионов людей к его произведениям, предоставить ему бесплатно самолет для вылета на Запад, где его ждали всевозможные премии, гранты, награды, ордена, беспрерывные интервью, встречи с президентами и королевскими семьями, переводы чуть ли не на все языки мира, такие тиражи, о которых можно только мечтать, и, конечно, слава, которой позавидовала бы любая голливудская звезда. На явление Солженицына смотрели как на сошествие живого бога. Продолжалось это недолго. Бесконечное монотонное бу-бу-бу вскоре всем надоело, и герой отправился в «вермонтское заключение». Теперь на него смотрели как на помешанного. Что ему оставалось делать? Обиженный, он стал подковыривать уже Запад, ершиться и петушиться, надеясь, что смена темы поможет сохранить ему звездность. Прихлопнуть его, как комара, было невозможно. Это тебе никакой-нибудь Вася Пупкин, а мировая известность. Приходилось мириться. Поэтому покрутили пальцем возле виска и забыли. Постарались забыть и не обращать внимания на его вопли. Читателям тем паче уже изначально он был неинтересен. И новые его многосотстраничные талмуды пылились на книжных полках. Возвращение на Родину, из которого он опять постарался сделать шоу, всё-таки отрезвило его. Капиталистический рай оказался адом для России. Кругом воровали, грабили и убивали.

Увидел, что наделали с его родиной светочи демократии. Хотя и он тоже приложил к этому руку, призывая разрушить проклятое коммунистическое общество. Пытался говорить, убеждать, стать новым a la Лев Толстой последних лет жизни, метал громы и молнии, вразумлял невразумляемых правителей, взывал к их совести. Никто его не слушал и никого он уже не впечатлял. Роль пророка не получилась.

20 ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ