Читаем От сессии до сессии полностью

Это был постоянный звуковой фон, на который почти не обращали внимания, как мы не обращаем внимания на гул автомобилей, щебетанье птиц и шелест листьев. Выпуски «Здравствуй, товарищ!» слушали многие. Первое время. Это был совершенно новый формат. Нечто необычное. Но студентам и до «товарища» не было никакого дела.

Библиотека общежития выписывала почти все главные газеты. Толстые подшивки постоянно лежали на столах. Их даже не убирали на ночь. Вдруг кому-нибудь приспичит ночью готовить политинформацию. Немало было общественно-политических и специализированных журналов. Стоили они копейки. Особенно политические. Студенты засиживались в читальном зале допоздна, некоторые до утра. Если, к примеру, назавтра обязательно нужно было представить доклад. За хороший доклад можно было автоматом получить зачет или даже экзамен. Некоторые студенты тоже выписывали газеты и журналы. Для стипендии это не было слишком обременительно. Покупали периодику в газетных киосках. Увидеть юношу или зрелого мужчину с газетой или пачкой газет в руках — привычная картина, которая никого не удивляла. В парках на скамейках таких читателей было сплошь и рядом. Для преподавателей и советских и партийных чиновников был допуск к капиталистической прессе. Студентам такое выдавали, только если у них имелось специальное разрешение.

Время от времени в Доме ученых устраивали кинопоказы для посвященных. Некоторые преподаватели потом вставляли в лекции свои впечатления. Не могли сдержаться и начинали рассказывать про какой-нибудь западный фильм. Тогда студенты боялись пропустить слово. Рассказывали, разумеется, с критических позиций. А студенты в это время давились слюной. Время от времени в городке проходили недели зарубежного фильма: французского, итальянского, скандинавского. Шли комедии, драмы, классика. Политики там никакой не было. Почти никакой.

Свое дело цензура знала. Но загнивающий Запад раскрывался во всей своей прелести. Привлекательной. Шикарные автомобили, красивые чистые города, роскошные отели. Другой мир, другая планета, иногда почти сказочная, так непохожая на карикатурную. Много было героев, милых и трогательных. Даже польское кино поразило. Это что же у них за социализм такой, какой-то совсем непохожий на наш. И еще там говорили о пороках жизни, о которых у нас не было принято говорить. Например, что маленькие зарплаты, что женщины могут жаждать секса.

«Вражескими голосами» называли западные радиостанции, которые вещали на Союз на русском и других языках. Слушали их, если и не поголовно, но всякий, имеющий радиоприемник. Про газету «Правду» говорили, что в ней нет правды, а в «Известиях» нет известий. Получать информацию из них это признак замшелости. Не то, чтобы не верили, но знали, что там всё тщательно дозированно и о всем неприятном молчок. Ссылка на советские газеты ничего, кроме презрительной улыбки, не могла не вызвать. Даже лекторы-гуманисты пытались не называть советских газет. А если и называли, то призывали читать между строк, то есть находить ту информацию, которая содержалась в сухих словах официальных отчетов. Широкой публике было непонятно, какой подтекст можно обнаружить в выступлении Генерального секретаря на очередном пленуме ЦК КПСС или в словах передовой доярки на отчетно-выборном собрании. И не заморачивались такими поисками.

«Голоса» глушили. Вы крутили ручку настройки, и когда проволочный бегунок, приближался к вражескому берегу, в динамике начинался треск, как будто трещал ледок на замерзших лужах, когда по ним шагаешь. Чем ближе к берегу, тем сильнее треск. Пробивался голосок, женский или мужской. Иногда можно было понять даже отдельные фразы. Но бывали такие моменты, что слышимость была почти на уровне. Чистый русский литературный язык, никакой фени, подросткового выпендрежа. Такое впечатление, что на «голосах» работали филологи, не менее кандидата наук. Но ничего удивительного. Действительно в зарубежных радиостанциях, вещавших на Союз, работали мигранты с высшим образованием, и доктора наук, и были даже академики.

Советов о том, как глушить глушилки было множество, от самых простых до фантастических.

Советовали слушать «голоса» по ночам, с такого-то по такое время. Тогда почти чисто. Глушильщики в это время теряют бдительность или у Земли какой-то в это время поворот особый, а поэтому сигнал наиболее сильный, а мощность глушилок напротив падает. Предлагали конструкции разных простых глушителей глушилок. Были очень сложные. Ходили слухи, что мастера изготавливают антиглушилки из очень дефицитных деталей. Никто не видел ни этих глушилок, ни их мастеров.

Лучше всего брали волну старые проигрыватели, громоздкие с деревянными боками, покрытыми светлым лаком. Они занимали почетное место на комодах и тумбочках.

Хороши были рижские приемники, небольшие и стильные.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее