От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Ясно осознавая, что будущее раскроет всю полноту его гения, завещав свою душу Богу, лорд Веруламский свое тело завещал похоронить в неизвестном месте, свои имя и память отдать на милость людской молвы, другим народам и векам и его собственным соотечественнинам по прошествии неноторого времени. Выделенная курсивом часть завещания Бэкона была вычеркнута им самим, скорее всего из опасения, что он сказал слишком много.

Часть IV «Массовая культура» как явление ноосферы

На современном этапе почти всеми отмечается необычайный рост и особая роль массовой беллетристики, как в современном литературном процессе, так и в литературном процессе прошлых эпох. Отечественное литературоведение уже откликнулось на это явление рядом новых публикаций, но проблема еще далека от полного разрешения. Как справедливо отмечает Ю.М. Лотман, «живой литературный процесс никогда не обладает такой жесткой и последовательной системностью, которую приписывает ему наблюдающий его теоретик. В нем всегда есть нечто внесистемное, «лишнее», случайное, что просто ускользает от глаз современников или представляется им несущественным». С этим, по мнению ученого, связана «диалектическая сложность исторической функции теоретической самооценки литературы… Теоретическая самооценка литературы выполняет двойную роль: на первом этапе данной культурной эпохи она организует, строит, создает новую систему художественного общения. На втором – она тормозит, сковывает развитие. Именно в эту эпоху активизируется роль массовой литературы – имитатора и критика литературных догматов и теорий».

В нашей книге мы будем исходить из определения массовой беллетристики, данного А.В. Михайловым на примере немецкой романтической беллетристики начала прошлого века. По его мнению, для этой литературы будет характерна «сомо-тождественность (курсив мой – Е. Ж.) текстов-процессов – именно того качества, которое сам процесс чтения обращает в нечто безусловно занимательное и доставляющее большое удовольствие, а результат чтения – в нечто бесплотно эфемерное». Необходимым условием существования этого «текста-процесса» является потребность в вере, а также «в полнейшем и некритическом доверии читателя к тексту».

В этом смысле можно говорить о том, что беллетризм в силу своей замкнутости и в силу ориентации на «некритическое доверие читателя к тексту» очень хорошо укладывается в схему, предложенную еще В.Я. Проппом. Ю.М. Лотман по поводу отрицательного результата попытки, предпринятой рядом литературоведов, расширительного толкования пропповской модели и применения ее к нефольклорным повествовательным жанрам, и в частности к роману, совершенно справедливо замечает: «Структура волшебной сказки отличается простотой и устойчивостью. Она имеет закрытый характер и, если говорить не о генезисе, а о взаимодействии с миром внехудожественной реальности, на протяжении своего тысячелетнего бытования предохранена от контактов».

Сам В.Я. Пропп по этому поводу писал: «Сказка есть нарочитая и поэтическая фикция. Она никогда не выдается за действительность… Несоответствие действительности, выдумка как таковая доставляют особое наслаждение».

Как мы видим, принцип замкнутости текста-процесса, принцип удовольствия, получаемого от не связанной с жизнью выдумки – все это словно укладывается в определение А. В. Михайлова. Не хватает лишь принципа веры и «некритического доверия читателя к тексту», чтобы установить почти полное совпадение типологий фольклорной сказки и беллетристического произведения. Но если учесть, что, по тому же В.Я. Проппу, волшебная сказка происходит из мифа, то вера в нее словно заложена изначально как нечто само собой разумеющееся.

Если романное слово в большой литературе, по определению М.М. Бахтина, открывает почти неограниченные возможности смыслового насыщения, если романное слово стремится через художественную деталь, которая, по определению Ю.М. Лотмана, становится сюжетообразующей, установить «живой контакт с неготовой, становящейся современностью (незавершенным настоящим)», то в случае с фольклором, равно как и в случае с беллетристикой, все обстоит несколько иначе. Указанная А.В. Михайловым «самотождественность текстов-процессов», словно совпадает с пропповским определением самозамкнутости все той же волшебной сказки. В частности, когда речь заходит о таком популярном жанре массовой беллетристики, как детектив, Ю.М. Лотман, сравнивая его с русским социально-психологическим романом, указывает, что «социальная открытость детектива мнимая. Все, что может быть сведено к инвариантам: «преступление», «улика», «ложная версия» и им подобным, оказывается взаимозаменяемыми вариантами, переводимыми на язык сказочной загадки или трудной задачи».