От солдата до генерала. Воспоминания офицера-связиста об управлении войсками в военных кампаниях Третьего рейха. 1939—1945

Командование 74-м армейским корпусом принял на себя генерал Штраубе. Это была плохая замена двум предыдущим командирам, имевшим боевой опыт Восточного фронта. Я побывал в новом штабе; его начальник оперативного отдела штаба знал совсем немного об обстановке и не имел понятия о тактике противника, начальник материально-технической части не отвечал за боеприпасы, офицер службы разведки ничего не мог сообщить о противнике. Командир корпуса в мое отсутствие подсел к моему начальнику оперативного отдела и сказал: «Я хотел бы удостовериться в том, не забыли ли вы, что в мою бытность в пехотной школе в Мюнхене вы там учились?» Мне он сообщил: «Вы единственный, который делает то, что я скажу, другие больше меня не слушают». Это был «разграбленный» ради Восточного фронта штаб. Как бы дело обстояло при Моделе?

Противник медленно, ведя бои с нашим арьергардом, продвигался вперед. На новых позициях дивизии был придан истребительно-противотанковый батальон с тяжелыми 88-мм орудиями, который не обладал достаточной маневренностью, так же как и рота истребителей танков. Они не могли сравниться в этом отношении с мобильной поддержкой штурмовых орудий или танков. Несколько дней повторялось одно и то же. Утром стоял густой туман. Когда около 10 часов он рассеивался, над нами появлялись от трех до четырех английских самолетов-разведчиков. Через радиотелефон они передавали сообщения о порядка двадцати целей для своих орудийных расчетов. Как в свое время под Ржевом, где мы слушали в эфире переговоры русских, так теперь вместо этого звучала английская речь. В виде опыта обер-лейтенант Куниш сформировал подразделение радиоразведки с английскими переводчиками. Оно перехватывало открытые донесения летчиков: об огневых позициях немецкой артиллерии, передвижениях транспорта по дорогам и войсковых подразделений в лесах и населенных пунктах. После чего мы срочно звонили на позиции, чтобы быстрее выводили людей; на дорогах, попавших в список целей, военная жандармерия останавливала движение транспорта; на командных пунктах, расположенных на лесных участках и в деревнях, объявлялась повышенная боеготовность. Мы успевали предупредить всех, потому что английской артиллерии требовалось от 20 до 30 минут для открытия огня, и уже потом она обрушивала на обнаруженные цели сотни снарядов.

Затем наступал черед подготовки танков 7-й танковой дивизии англичан, о которой мы также узнавали через радиосообщения. Экипажи докладывали о готовности к атаке, мы наблюдали за этим через стереотрубу. Затем мы давали по ним залп и слышали ответ: «Нас обнаружили фрицы. У нас потери, и мы не можем сегодня атаковать». Мы даже могли видеть, как они отводили танки.

Как и в России, это была своеобразная тактическая разведка. Противник давал себя обнаружить и тем самым предоставлял нам возможность предпринять срочные контрмеры. Надо сказать, что в условиях острой нехватки боеприпасов и превосходства противника это была временная мера, чтобы хоть как-то противостоять ему.

Эта пассивная разведка предупреждала ненужные потери. Командованию «Запад» становилось известно из радиоперехватов о намерениях противника; такие разведданные, полученные с помощью средств связи, лежали в основе принимаемых решений. Пехота была готова к самоотверженной обороне; не имея уже надежды одержать победу над врагом, она сумела приспособиться к его манере ведения боевых действий. Она закапывалась в землю, выбирала позицию на обратных скатах высот.

Оборону прорвали на левом фланге, что вынудило части к отступлению. Затем высшее командование, после неудачи контрнаступления под Авраншем и в связи со все более ясно вырисовывающимся охватом левого фланга войсками противника, приняло 9 августа решение об отходе за реку Орн. В это время я получил телеграмму срочно выехать в Ставку фюрера для встречи с начальником Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковником Гудерианом. Я начал названивать по телефону и просить, чтобы мне разрешили хотя бы дождаться прибытия моего сменщика. Обратились к главнокомандующему на западе фельдмаршалу фон Клюге, который настаивал на немедленном отъезде. В то время как уже начинался отход войск, я поехал обратно в штаб дивизии. На обратном пути совсем недалеко от меня появились вражеские эскадрильи. Сотни самолетов обрушили тысячи бомб, разрывавшихся с громовыми раскатами. В небольшом городке Орт, где размещался комендант ставки, я посетил военное кладбище и попрощался с двумя молодыми офицерами, ставшими жертвами авианалета.

На ферме в печальном молчании прошел прощальный ужин вместе с моим штабом, который я должен был оставить в тяжелейшем положении. На всех направлениях нас охватывали войска противника, позднее это получит название Фалезский котел. Снова по дороге в Париж я видел в живописных городках Нормандии, таких как Фалез, ужасающие последствия ковровых бомбардировок, от которых больше, чем мы, страдало гражданское население. Передовую линию союзники не бомбили, чтобы не нанести урон своим войскам.