От солнца к солнцу

Николай родился далеко от этих мест, в вятской деревне, но отец с матерью привезли его на Камчатку в младенческом возрасте, и с той поры, как себя помнит, он, просыпаясь по утрам, видел в окно дымящиеся горы, вулканы и просто не поймет вас, если вы назовете их необычайными. Для него подняться на склоны Ключевского, Безымянного, Камня было так же естественно, как другому мальчишке, выросшему на берегу реки, выкупаться в этой реке, переплыть ее. И как хороший пловец знает все омуты и быстрины, этот юноша знал в горах, где какая опасность подстерегает. Всякого повидал он на вершинах!

Однажды поднимался с геологами на Шевелуч, самый северный камчатский вулкан. Хотели выйти к кратеру и разбить близ него лагерь. Шли с лошадьми, тащившими груз. Последний переход перед кратером — узкий, совсем узкий гребень. Плоский, отвесный — стена. Попадется кто навстречу — не разойтись. Но кто тут может встретиться, на этакой высоте? И вдруг лошади уперлись, не идут, тревожно заржали, что-то почуяв. Из-за поворота гребня показалась медведица и за ней гуськом три медвежонка. До этого милого семейства с полсотни шагов. Лошади заметались, вот-вот сорвутся со скалы. А люди? Потом они говорили о каких-то сложных ощущениях. Но в тот момент всех обуял страх, обыкновенный примитивный страх. Ружей не было, только фотоаппараты. Один выхватил из рюкзака нож, другой схватил ледоруб — вряд ли бы это помогло против разъяренной медведицы. Но она, к счастью, была в хорошем настроении и решила уступить людям дорогу. Повернула обратно и скрылась со своим чадами в. ущелье… Вот теперь можно было и обсудить случившееся. Каким образом медведи оказались на вулкане, на такой высоте? Обычно они под облака не лазают. Что привело их сюда? Кто-то сказал, что косолапые любят не только сладкое, но и соленое. А в кратере полно соли в отложениях. За солью, наверно, и приходили, за чем же еще?

Я слушаю Николая и гляжу в сторону Ключевского вулкана. Сегодня его вершина плотно прикрыта от всех взоров неподвижным и единственным на все небо облаком…

Вон там, в заоблачной выси, ступали они вдвоем, женщина и юноша, по ледяному гребню, падали, подымались и снова шли, шли, шли, и только упрямым, беспрерывным этим движением вперед, вверх преодолевали усталость, подкашивавшую им ноги. Там вот, за таким же облаком, на пятикилометровой высоте, достигнув вершины, он присел на камень и мгновенно уснул, а она бодрствовала, переобула его спящего, надела ему на ноги еще одну пару шерстяных носков. Она охраняла его сон, она хотела, чтобы к нему возвратились силы, потому что вершина горы не была вершиной их пути — им предстояло еще спуститься в кратер. И когда юноша проснулся и спросил, отдыхала ли она, женщина кивнула головой, и они двинулись вниз, на дно, сквозь слепившую их завесу из пара и газов. А там, на дне, задыхаясь от жары, с трудом дыша в газовом скопище, обошли всю эту гигантскую клокочущую и парящую каменную чашу, измерили ее из края в край, сфотографировали, набрали в пробирки газа из трещин— фумарол. И тогда только стали подниматься из кратера, и на самом его краю, там, где он переходит в ущелье, их застала мочь, и, остановленные темнотой, они сели на выступ скалы, чтобы, не смыкая глаз, дождаться рассвета. Всю ночь был страшный камнепад, мимо них и над ними летели тяжелые глыбы и мелкие соколки. На рассвете, когда камнепад утих, и они тронулись дальше и уже выходили из ущелья, какой-то шальной, сброшенный порывом ветра кусок базальта сбил женщину с ног, и она, выронив ледоруб, покатилась к обрыву…

— Я вырос среди этих гор, — сказал Николай. — С детства привык взбираться на их склоны. Но не собирался посвящать жизнь горам. Хотел в моряки. А после того восхождения с Алевтиной Александровной понял, что нет мне иного удела, как в вулканологи. Я еще раз поднялся на Ключевской, когда там забила лава из нового бокового кратера. Это было зимой. Пошли в том же составе, что и в прошлый раз, только без Алевтины Александровны… И хотя подъем был еще труднее, теперь все дошли… Потом поднимался на Безымянный, на Шевелуч, на Ичу. Ича, вроде Безымянного, считался навсегда угасшим. Нашли как-то одну лишь слабенькую фумаролу, газ чуть-чуть струился. Но сомнение уже запало. Может быть, дышит Ича? Найти бы еще хоть одну трещину поактивней. Они, эти фумаролы, бывают скрытые. Запах чуешь, а лазаешь-нет ничего. Я на Ичу не раз подымался, все искал. И нашел. Очень активную, с сильной газовой струей. Значит, дышит старик! Значит, рано его списывать в безнадежно потухшие… Много у меня было восхождений. Но самым трудным оказалось восхождение «а Ленинские горы, в МГУ. Трижды поступал и трижды проваливался. Возвращался домой, ходил с экспедициями, снова ехал в Москву, в университет. Одолел все-таки эту вершину. Сейчас на преддипломную приехал. На Ичинский пойдем. У меня ж диплом по Иче…