От солнца к солнцу

— Гостиница далеко, в Жигулевске. Да и вряд ли найдется там место. Она всегда набита. Переночуйте у меня. Больших удобств, правда, не обещаю. Живу тут с семьей у одного рыбака. Комнатку снимаем. Тесновато у нас, но как-нибудь, думаю, разместимся…

Дома у Евеца все уже спали. Когда мы вошли в комнату и Михаил Юрьевич зажег настольную лампу, предварительно накрыв ее полотенцем, на одной из кроватей зашевелились, и женский заспанный голос отдал распоряжение:

— Кушайте, еда на столе…

Мы выпили по кружке молока, и хозяин постелил мне на полу, а сам уселся за стол, разложив перед собой какие-то бумаги. Мне не спалось, я ворочался-ворочался, потом встал, оделся, подошел к Михаилу Юрьевичу.

— Вот мучаюсь, — сказал он шепотом. — Меня тут ветераном считают, поскольку я еще в сентябре приехал. А сейчас много нового народу. Попросили провести завтра беседу с молодежью, рассказать о стройке. Не знаю, право, с чего и начать…

— Михаил Юрьевич, а не пригодится ли вам как агитатору вот это, — и я протянул Евецу журнал, который привез с собой.

Евец начал перелистывать, сперва быстро, потом медленней, все более заинтересовываясь.

— А что ж, — сказал он, — это неплохой агитационный материал. Можно кое-что почерпнуть отсюда для сравнения с сегодняшним днем. Смотрите: перечень тогдашних профессий. Больше всего чернорабочих. А нынче мы и слова-то такого не употребляем. Нет у нас черной работы… Землекопы, плитоломы, катали… Между прочим, еще и в тридцатых годах были такие в полном ходу. Я и сам с землекопов начинал на Магнитке…

— На Магнитке?

— Десять лет провел там. До самой войны.

Он вышел из-за стола, покопался в комоде и положил передо мной квадратную чугунную плиточку.

— Вот… Из первого магнитогорского чугуна отлита. Раздавали такие всем, кто «Комсомолку» строил, первую домну… Прошлой осенью принимал тут нас, вновь прибывших, начальник строительства. Лицо его показалось мне знакомым, но где мы виделись, не могу припомнить. Начальник попросил рассказать, кто откуда приехал. Дошла до меня очередь. «Давно ли, интересуется, в экскаваторщиках, где научился ремеслу?» — «В Магнитогорске», — отвечаю. Заулыбался начальник, будто я ему о чем-то родном напомнил. «И я, говорит, работал на Магнитке, домны строил…» Я сразу тут вспомнил, что был он прорабом на соседнем с нашим участке. Он тогда из института только приехал… Ну, начали мы общих знакомых перебирать, кто где сейчас. «А плитку, спрашивает, храните, товарищ Евец?» — «Храню». — «И я, говорит, сохраняю».

Михаил Юрьевич взял со стола плитку, подержал ее на одной ладони, подержал на другой, задумался.

— Магнитка… Это моя молодость. Там у нас с Катей трое сыновей родилось. Вон они храповицкого задают, младшие наши… А старшой в ночной смене сегодня.

— Тоже экскаваторщик?

— В помощниках пока. Хотел я его взять к себе на машину. Не пошел, проявил принципиальность. Это, говорит, будет семейственность. И определился в бригаду Лямина, с которой моя бригада соревнуется. Так что мы теперь не только отец и сын, но и соперники… Ого! — спохватился Михаил Юрьевич. — Времени-то уже сколько! Уже давно пора спать.

Проснулся я рано, еще только начинало рассветать. Вышел на крыльцо. Светает на Волге быстро. Вот было темно, а вот уже и небо поголубело, и розовые блики легли на склоны Жигулей, и проступила нежно-зеленая акварель березок, которые стоят по ветви в вешней воде, словно разбежались с горы и со всего размаха — в реку, а обратно выбраться не могут, так и стоят, мокнут, дожидаясь, пока вода не схлынет…

— Хорошо у нас тут? — раздался голос Евеца.

Дом стоит на горе, высоко над рекой. Слева от горы — Яблоневый овраг. Теперь бы его следовало называть Нефтяным. Перед войной здесь нашли нефть, и ее оказалось столько, что черпать не вычерпать.

Справа — долина, в глубине которой белеют дома Жигулевска, нового города нефтяников. А на самом краю долины, у реки, притулился рыбачий поселок Отважное. Откуда у него такое имя? Наверно, по людям, которые живут здесь, не страшась половодий.

Дальше, за Могутовой горой, — Моркваши, репинские места. В тех прибрежных селах нашел художник своих «бурлаков», там подсмотрел он Канина, бородатого горемыку, попа-расстригу, который идет на переднем плане картины, повиснув грудью на лямке, подавшись всем телом вперед, опустив сильные, натруженные руки…

Умывшись у реки и расправившись с яичницей, которую поджарила нам Екатерина Ивановна, мы отправились с Евецом к котловану ГЭС. До начала утренней смены было полчаса, и Михаил Юрьевич не торопился.