От солнца к солнцу

Как сторонники трудового воспитания в школе, употребившие на это немало сил, инспектора нашли бы в Дмитриеве ярого приверженца такого же взгляда. Они узнали бы, что школа выпустила в прошлом году 13 шоферов, 18 киномехаников, 20 столяров, 15 садоводов, чья квалификация удостоверена дипломами; что четверо из прошлогоднего выпуска работают уже бригадирами в колхозе; что на десяти гектарах, предоставленных колхозом школе, ребята вырастили 5000 центнеров кукурузы… Но не перетруждают ли здесь школьников? О, у них только аппетит разгорается от работы! Как приятно ребятишкам прикатить с поля на грузовике, капитально отремонтированном собственными руками, в столовую, где все столы и табуретки сколочены ими же в школьных мастерских, и получить на первое щи, сваренные юными поварами из капусты со «своего» огорода, а на второе котлеты из «своей» свинины и запить все это чайком с вареньем, которое приготовили девочки-«домоводки» из ягод пришкольного сада, взлелеянного, конечно же, ребячьими усилиями.

Думаю, что и завуч Агафонов произвел бы на строгих инспекторов благоприятное впечатление. Им достаточно было бы заглянуть хотя бы в физический кабинет, чтобы убедиться, на каком уровне ведется в школе учебное дело. В распоряжении учителя физики — действующие модели реактивного самолета и ракеты, такой же действующий макет автоматической насосной станции, зарядный агрегат для аккумуляторов, радиоприемники и передатчики разных конструкций, синхронный электродвигатель, динамометр, осциллограф и множество других наглядных пособий. Почти все они сработаны кружком юных физиков.

Сам завуч — преподаватель немецкого языка, первые навыки которого он приобрел в необычных условиях, в лагере для пленных, куда попал контуженным в бою. Из лагеря бежал и изучение языка продолжил уже в качестве начальника штаба партизанского отряда, сражавшегося в Судетах. У чуваша Агафонова чехословацкая медаль «Русскому партизану».

Он показал письмо, недавно полученное из университета города Брно. Кафедра истории просит прислать воспоминания о партизанской поре.

Кстати, о международных связях Аликовской школы. Ученики ее в переписке со школьниками десятков городов Европы и Азии. Наиболее оживленная связь — с ГДР, поскольку аликовцы изучают немецкий. Почтальон кроме писем приносит пачки газет и журналов из Берлина. В школе выходит стенная газета на немецком языке «Фройндшафт». Девочка из 10-го класса читала на школьном вечере стихи Гёте, переведенные ею с оригинала на чувашский язык…

Покидая школу, я снова прохожу мимо портретов Ульянова и Яковлева. И мне кажется, что суровый взгляд Ильи Николаевича смягчился, стал добрее. «Ну, что, — как бы спрашивает этот взгляд, — понравилась вам школа, основанная моим коллегой? Мы с ним считаем, что она находится в хороших руках. Не правда ли, Иван Яковлевич?..»

Заехал я еще в одну из девятисот школ республики — в Пандиковскую, в ту, что — помните? — была открыта за месяц до рождения Володи Ульянова. А к 90-летию со дня его рождения ученики Пандиковской семилетки посадили лес.

Пока он, этот лесок, — с ноготок. В самом деле, с ноготок. На площади в гектар с небольшим высажены две с половиной тысячи лиственниц-однолеток. Каждый саженец в полтора сантиметра ростом. Крошечные, тоненькие веточки. Как легко их растоптать, как легко погубить весь этот лесок. Но никто его не потопчет, не сгубит! Ребячья охрана бдительна — даже цыпленку не проскользнуть на эту поляну.

Хотите представить, какой поднимется здесь лес? Взгляните туда, где темнеет густой, подпирающий небо лесной массив. Там ели, четыре тысячи елей-громадин, стоящие сомкнутым солдатским строем. Кроны высоко взметнулись над землей. Они похожи на корабельные сосны, так высоки и стройны. А тоже ведь были если не с ноготок, так с ладошку. Я видел там на опушке столб с мемориальной доской: «Этот лес заложен в 1925 году в память Владимира Ильича Ленина». Сажали ребята из Пандиковской школы, те, которым сейчас за пятьдесят. У каждого своя судьба, своя жизнь. А вот общее дело их рук — чудесный памятник вождю, могучий, вечно зеленый, ветвями шумящий…

* * *

Я рассказывал о школах.

Теперь об одном ученике, который стал ученым.

Он был в своей семье первым научившимся читать и писать, первым грамотным во всем их роду.

Школа, в которую он ходил, называлась земской начальной. Четырехклассная.

Учитель приехал из города Чистополя. Он не знал ни слова по-чувашски, ученики ни слова по-русски. Учитель ставил на стол стакан с водой, говорил, постукивая по стеклу:

— Ста-кан.

Встряхивал, вода булькала. Говорил:

— Во-да.

Показывал кусок хлеба:

— Х-леб.

Клал в рот, двигал челюстями, говорил:

— Жу-ю, ем.

Он их учил русскому, они его — чувашскому.

Ребята любили учителя, жалели, когда он ушел на войну. Все их отцы ушли на войну. Это была первая мировая.

Отец Саши вернулся калекой. Мальчик был главный работник в доме, поле.