От средневековья к новому времени

Итак, связь с государственным строительством, прежде всего с задачами централизации, а также своего рода историзм, проявляющийся и как историческая память, и как историческая ответственность, — важные компоненты культурных процессов. Однако традиционализм и историзм, собирание и осмысление предшествующего культурного наследия вовсе не свидетельствуют об ориентации исключительно на прошлое, напротив, полемика практически по всем вопросам современного социального и культурного развития в особенности характерна как раз для XVI в. — он справедливо может быть назван веком полемики, споров и сомнений, «самомышления».

Диалоги эпохи посвящены широкому спектру проблем — от судеб феодальной земельной собственности до принципов иконописания. Обсуждаются проекты социальных реформ, государственного строительства, происхождение и характер великокняжеской и царской власти, ее обязанности по отношению к подданным, ее взаимоотношения с церковью, социальная и этическая роль церкви и монашества, место России в мировой истории и русской церкви в истории христианства. Противоборствуют еретики и ортодоксы; нестяжатели и иосифляне (Нил Сорский, Вас-сиан Патрикеев, Максим Грек — Иосиф Волоцкий, митрополиты Даниил и Макарий); православные и католические богословы (Николай Булев — Максим Грек, Филофей Псковский); светские и церковные публицисты (Федор Карпов и митрополит Даниил, Федор Карпов и Максим Грек). В спор вступают и вымышленные персонажи (любостяжательный — Фило-ктимон и нестяжательный — Актимон), в посланиях и диалогах борются Живот и Смерть, Ум и Душа, Терпение и Правда. В одном из сочинений Максима Грека тверской епископ собеседует с Богом. В состоянии скрытой внутренней полемики находятся и произведения, лишенные черт очевидной публицистичности: монастырский скитский устав Нила Сор-ского и краткая редакция устава Иосифа Волоцкого для общежительного монастыря, даже такие канонические памятники, как Кормчие книги (нестяжательская Кормчая Вассиана Патрикеева и сводная Кормчая митрополита Даниила, обосновывающая право монастырей на владение селами). Идейные конфликты эпохи иногда выходят за рамки полемики и сопровождаются политическими столкновениями.

Зарождение споров о языке, о соотношении «книжных и народных речей» сближает русские и общеевропейские культурные процессы; обсуждается вопрос, какой путь развития культуры предпочесть, следует ли «уподобляти и низводити книжные речи от общих народных речей» или же, наоборот, «от книжных речей и общия народныя речи исправляти» (Зиновий Отенский). Новейшие исследования относят ко второй половине XVI в. истоки процесса сложения норм литературного языка (Л. С. Ковтун).

Вершиной и концом полемики был трагический конфликт между Грозным и Курбским, принявший и литературную, и политическую формы.

В столкновении еретиков и ортодоксов за догматическими разногласиями скрывались социальные противоречия. Новгородско-московскую ересь, особенно в новгородской ее разновидности, многие исследователи характеризуют как антифеодальное движение, носящее реформационный характер. Широки были культурные интересы и образованность еретиков XV в. Их интересовали этико-философские проблемы (свобода воли или «самовластие» души), грамматические, календарно-астрономические, исторические темы.

При дворе боровшегося с ересью новгородского архиепископа Геннадия в 1499 г. был составлен полный древнерусский (славянский) свод библейских книг — важная веха в культурной истории любого народа. В большом литературном кружке тексты сверяли и правили, переводили с греческого и латинского языков.

Представитель нового поколения еретиков-реформаторов, самый радикальный русский мыслитель XVI в. Феодосий Косой, создатель «рабьего учения», плебейской ереси средневековья, выдвинул идеи уничтожения кабальной зависимости, утверждения человека, приятия жизни, веротерпимости, равенства народов и вер.

Споры нестяжателей и любостяжателей-иосифлян связывают обычно с вопросом о судьбах монастырского землевладения. Противостояние по этому вопросу действительно было существенно, но несводимо к нему. Нестяжатели считали допустимым средством борьбы с ересью не столько насилие и казни, сколько убеждение и требовали гуманного отношения к раскаявшимся еретикам. Этот вопрос возник в связи с сожжением еретиков в 1504 г. — казни редкой в средневековой Руси в отличие от Западной Европы и вызывавшей осуждение. Призывая «милость к падшим», нестяжатели обратились к теме, которой предстояла долгая жизнь в истории русской общественной мысли.