От средневековья к новому времени

Нестяжательские учения, требовавшие реформирования официальной церкви, нравственного обновления, соблюдения ранних канонических установлений и юридических норм, так же как и мысли Ермолая-Еразма о «ратаях», в условиях отсутствия широких народных движений оставались учеными доктринами; некоторыми из них пыталась воспользоваться государственная власть.

Русская культура XVI в. оставалась культурой средневекового общества, тесно связанной с религиозными восприятием и осмыслением мира. Вместе с тем зарождаются процессы секуляризации, характерные, в частности, для политической мысли. Развивается известная система противоборства двух тенденций — церковной и светской. Существует значительный интерес к вопросам научного характера. В светском направлении политической мысли выявляются элементы гуманизма. Для создания политической теории централизованного государства привлекаются древнерусское наследие, византийская политическая мысль, явления современной европейской культуры. Все эти элементы переплетаются в творчестве Ф. И. Карпова и И. С. Пересветова, переписке Ивана Грозного и А. М. Курбского.

Вопрос об античном наследии в древнерусской культуре, главным образом в литературе, о значении для нее итальянского Возрождения отличается большой сложностью. Исследователи отмечали гуманистические идеи, элементы Возрождения на Руси в конце XV в., эллинистические мотивы в художественной культуре, особенно в книжной миниатюре и орнаментике; обращение А. М. Курбского «к республиканцу и стоику» Цицерону; черты русского Предвозрождения, идеи гуманности и социальной справедливости в «Повести о Петре и Февронии»; был вновь поставлен вопрос о Максиме Греке и итальянском Возрождении; как «гуманистическое течение» характеризовались ересь стригольников и новгородско-московская ересь конца XV — начала XVI в.; прослеживались «возрожденческие идеи» в публицистике первой половины XVI в.; однако все названные явления еще не исследованы и не обобщены в их целостности, и проблема еще далека от решения.

В историографии была намечена широкая аналогия между западноевропейской гуманистической филологией, ориентированной на критику текстов, и «исправлением книг», составляющим важный компонент славянской (и русской) культуры XIV–XVI вв. (Р. Пиккио). Существовало не только сходство «технического инструментария», но и некоторое идеологическое родство. Это особенно характерно для творчества Максима Грека.

Его переводческая и филологическая деятельность имела широкое культурно-просветительное значение. Он сам обучал греческому языку, осознавал необходимость просвещения и образования для достаточно широких слоев общества, а также для представителей царствующей династии и тех, кто управляет страной. Это отчетливо выражено при описании Парижского университета в повествовании о Савонароле. Вокруг него сформировался кружок образованных людей, именуемый иногда русской академией XVI в.

Первые переводы Максима Грека, сделанные в 1518–1521 гг., — толковая Псалтырь и толковый «Апостол». В ходе перевода подвергался правке существовавший ранее славянский перевод канонического текста. Максим Грек значительно расширил репертуар читаемой литературы, переводя и комментируя прежде всего сочинения представителей ранней патристики — Григория Назианзина, Василия Великого и Иоанна Златоуста. В комментариях к «Словам» Григория Богослова ученый афонец. рассказывает об античной мифологии. Максим Грек испытал влияние философии неоплатонизма, отразившейся и в творчестве Григория Богослова. Он переводил также византийские произведения X в., латинские сочинения, в частности Энея Сильвия Пикколомини о падении Царьграда.

Переводы Максима Грека находятся в известной связи с возникновением книгопечатания в России: он переводит или правит именно те книги, которые стоят у истоков славянского книгопечатания (Часослов, Триодь принадлежат к первым славянским печатным изданиям краковской типографии Швайпольта Фиоля).

Максим Грек осуществил широкую проверку славянских переводов церковных книг, выявив многочисленные ошибки и искажения текста — следствие или неопытности прежних переводчиков, или погрешностей в ходе неоднократной переписки. Его правка вызвала «опасения нефилологического свойства» и послужила одной из причин его осуждения в 1525 и 1531 гг. Именно с влиянием Максима Грека связано утверждение Вассиа-на Патрикеева относительно канонических «правил» Кормчих книг — руководств по церковному управлению и суду: «От диявола писаны, а не от святаго духа… А здешние книги все лъживы, а правила здешние кривила, а не правила». Объектом филологической критики послужила Кормчая книга, на которую опирались сторонники официальной церкви в их конфликте с нестяжателями. Вассиан Патрикеев, насильственно постриженный в монахи и выступивший на стороне нестяжателен, подошел к спору как легист, бывший член великокняжеского суда, разбиравший земельные тяжбы.